Генри Хаггард - Земля теней

Но я отказалась выходить за тебя, зная, что это погубит твою жизнь – и теперь я получаюсь плохая, я страдаю, я одна… Никаких других объяснений я не вижу – а эти не понимаю. Впрочем, Генри, я согласна страдать, если буду знать, что ты счастлив – и я надеюсь, что ты всегда будешь счастлив. Однако я все же немного эгоистична: я надеюсь, что ты будешь думать обо мне, когда я умру – и о нашем нерожденном ребенке тоже – и тогда я, если смогу, буду приходить к тебе во снах время от времени. Я буду вся в белом и с распущенными волосами – ты помнишь, как ты ими восхищался? – а на руках у меня будет сидеть младенец.

Когда-нибудь и ты умрешь – и тогда найдешь меня, да тебе и искать не придется, потому что Бог будет добр ко мне, хоть я и грешница. Он пожалеет меня, потому что я так много пережила – и позволит мне ждать возле твоего смертного ложа, чтобы сразу обнять твою отлетевшую душу и больше уж никогда не расставаться…

О! Я была одинока, ужасно одинока. Мне казалось, что весь мир против меня, что все вокруг презирают меня и ненавидят – но теперь я знаю: это потому, что я не могу тебя увидеть. Если бы я могла увидеть тебя, я умерла бы совершенно счастливой. Любимый мой, если бы я только могла увидеть тебя хоть на краткий час, на миг, и ты был бы ласков со мной, о, тогда я…»

Здесь письмо Джоанны прервалось. Боль в пылающей голове стала такой нестерпимой, что сознание ее помутилось, и девушка склонилась к столу… Придя в себя, она уже и не помнила о письме: шатаясь, она добралась до кровати и рухнула на нее без чувств.

– Что вы можете мне рассказать о девушке, миссис Бёрд?

Через несколько минут в комнату вошла миссис Бёрд, а с ней доктор – не тот важный джентльмен, кого обычно вызывают к больным, а молодой ординатор из больницы. Он быстро и внимательно осмотрел пациентку, а затем измерил ей температуру.

– Хм… это очень похоже на самое начало мозговой лихорадки – хотя, возможно, и инфлюэнца. Не могу сказать так сходу. Что вы можете мне рассказать о девушке, миссис Бёрд?

Миссис Бёрд рассказала всё – и даже повторила признание, сделанное Джоанной. Молодой доктор спросил:

– Когда она вам все это рассказывала?

– Примерно полтора часа назад, сэр.

– Тогда не придавайте ее словам большого значения. Она находилась в состоянии сильнейшего нервного возбуждения, да еще и жар… Скорее всего, бредила. В таком состоянии люди часто придумывают невесть что. Она серьезно больна, без сомнения, но при такой прекрасной конституции, я надеюсь, она справится с болезнью. Можно не волноваться. Кстати, она настоящая красавица. Полагаю, вы побудете с нею? Я приду завтра в восемь утра, а сегодня через полчаса пришлю вам кое-какие лекарства – они помогут ей спокойно проспать всю ночь.

Миссис Бёрд не ложилась той ночью спать: большую ее часть она провела у постели Джоанны, время от времени уходя передохнуть на диване в гостиной. Здесь она и заметила на столе незаконченное письмо Джоанны. Миссис Берд поднесла листки поближе к глазам, но, увидев столь интимное обращение к адресату, сразу отложила их и попыталась подремать.

Попытка не увенчалась успехом: едва миссис Бёрд закрывала глаза, она словно воочию видела эти страстные слова, исполненные любви. Достойная женщина изнемогала от желания узнать, кому они адресованы – и не может ли этот документ пролить свет на подробности истории, рассказанной Джоанной. Если у миссис Бёрд и было слабое место – то это любопытство. Угрызения совести держались долго – но, в конце концов, сдались, и она поддалась искушению. Виновато поглядывая через плечо, словно опасаясь увидеть автора письма, встающего с кровати, она прочитала письмо от начала до конца.

– Ну, такого я бы никогда в жизни не придумала! – воскликнула она шепотом, дочитав письмо. – Только подумайте, что написала эта бедняжка! Нет-нет, она, конечно, безумна, она писала это в беспамятстве – хотя кой-какой смысл во всем этом есть, да и чувства тоже. Я бы рыдала над таким письмом, особенно над всеми этими глупыми словами о нерожденном ребенке. Кажется, она уверена, что умрет: надеюсь, этого не случится, было бы ужасно, если бы и она умерла в этом доме, как несчастный бухгалтер – не говоря уж о том, что мы все ее очень любим! Ну, теперь я знаю имя ее тетки – из письма – и если дело будет плохо, я ей обязательно напишу и все расскажу. Да я бы и этому мистеру Грейвзу написала, просто для того, чтобы потревожить его совесть – пусть знает, что наделал. Если он мужчина – он сразу же на ней женится… ну, то есть, если она останется в живых, чтобы выйти за него замуж. В любом случае, пока я торопиться не буду – посмотрим, как пойдут дела – а письмо это приберу.

С этими словами она решительно сложила исписанные листы в конверт и сунула его в карман своего платья.

На следующее утро пришел доктор; осмотрев Джоанну, он объявил, что ей стало хуже, хотя по-прежнему не мог назвать точный диагноз. Еще через сутки все его сомнения исчезли, и он вынес вердикт: серьезный случай мозговой лихорадки.

– Ее стоило бы сразу перевезти в больницу, но сейчас уже поздно, поэтому вам опять придется ухаживать за ней. Вам понадобится сиделка, одна вы не справитесь, миссис Бёрд. Уход нужен серьезный и долгий.

– Сиделка?! – всплеснула руками миссис Бёрд. – Да разве я могу позволить себе такие расходы?

– Не могу знать. Но разве сама молодая леди не может их себе позволить? У нее есть друзья?

– Друзья-то у нее есть, сэр, в некотором роде – но она от них, кажется, сбежала. Впрочем, у меня есть адрес ее тетки. А у самой девушки есть деньги – и кто-то выплачивает ей содержание.

– Что вы можете мне рассказать о девушке, миссис Бёрд?

– Что ж, хорошо бы! – сухо сказал доктор. – Бедняжка… Я думаю, в сложившихся обстоятельствах вам лучше изучить содержимое ее кошелька и посмотреть, чем она располагает, а затем написать этой самой тетке и все ей рассказать. Боюсь, ответа вы не получите – но и потратитесь на это не слишком.

Кошелек Джоанны обнаружился прямо на столе: несмотря на все предостережения мистера Левинджера, девушка была небрежна со своими деньгами, как и большинство ее ровесниц. В кошельке было более пятнадцати фунтов.

– Ну, этого вполне достаточно на первое время! – сказал доктор. – Раз с этим решилось, я пришлю медсестру и сиделку. Пока у нее достаточно денег, я могу рекомендовать им этот случай с чистой совестью.

Через три часа приехала сиделка – весьма опытная и доброжелательная женщина средних лет, хорошо знающая свое дело. Можно себе представить, как ей обрадовалась миссис Бёрд: она все это время разрывалась между Джоанной, метавшейся в лихорадке и бреду, – и своими «деточками», которые тоже требовали ухода. Силы ее были на исходе, и она за все это время не сделала ни одного стежка – а ведь от ее работы зависела вся ее семья.