Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

Женщинам я велел сшить простой наряд: широкие платья с батистовыми нижними юбками, пышными рукавами и корсажем на шнуровке. Стремясь к равенству, я убедил Афанасию одеться так же. Она не стала возражать: в Большерецке она носила простые девичьи наряды.

Наше прибытие в Макао вызвало большой интерес. Рассказ о нашем путешествии одни подвергали сомнению, другие сочли, что не стоит пренебрегать сведениями, которыми мы располагали.

Глава города отрекомендовал мне одного француза. Этот человек живо заинтересовался устройством колоний на островах, где мы высаживались. Он, в свою очередь, представил меня директору Французской Ост-Индской компании, чья резиденция располагалась в Кантоне. Но еще до того, как французы приступили к переговорам, я получил заманчивые предложения от голландцев и англичан. И те и другие желали, чтобы я отдал им свои записки, карты и судовые журналы, а также поступил к ним на службу. Мысль основать колонии вне Китая была у всех на уме, но никто не имел ни малейшего представления, как к этому подступиться. Кстати, сказочные богатства, заключенные в шкурах пушных зверей, возбудили аппетиты. Мы владели секретом, который мог предоставить огромные преимущества смелым охотникам: мы знали, что подконтрольные России территории на Камчатке теперь обеднели мехами, поскольку излишне ретивые охотники почти истребили диких зверей. А вот острова, расположенные восточнее, ближе к Аляске, изобиловали ценной пушниной. И эти острова пока еще никому не принадлежали, разве что саксонскому авантюристу, который проживал там без особой надежды когда-либо осуществить свои мечты. Записи, сделанные мною во время плаванья, были полны такого рода наблюдениями. Я располагал также стратегически важными российскими документами, которые мы захватили в Большерецке. Опасаясь, что у меня украдут эти ценнейшие архивы, я тайно поместил их под охрану господина Ле Бона, француза, который был тогда назначен архиепископом восточной епархии, именуемой Мителополис.

Увы, в Макао нас ждали не только торговые компании и их представители. Город был насыщен миазмами, и нас поразила болезнь. Смертельная лихорадка унесла одного за другим двадцать наших товарищей. Я чудом уцелел. Афанасия доставила мне много беспокойства, но в конце концов победила недуг.

Эти повальные смерти заставили нас ускорить отъезд. Я не представлял себе, как наше потрепанное судно сможет добраться до самой Европы. Лучше было довериться могущественной иностранной державе, заручившись покровительством.

Так я и решил при полной поддержке Афанасии. Мы хотели уплыть во Францию. Французский язык, которому я ее обучил, стал нашим личным языком, который позволял нам общаться, находясь долгие месяцы в тесном пространстве судна, не опасаясь быть кем-либо услышанными. Я не бывал во Франции, и все же это была страна, знакомая мне с детства, страна Башле и философов-просветителей. Для Афанасии она была землей Сен-Пре и Элоизы. С давних пор ее пейзажи, которые она знала исключительно по описаниям, прежде чем увидела своими глазами, казались ей олицетворением красоты. Поэтому я ответил категорическим отказом голландцам и англичанам и стал ждать предложений французской стороны. И вскоре получил их. Два корабля Французской Ост-Индской компании, «Дофин» и «Лаверди», были готовы взять на борт всех нас и отплыть в Лорьян [31] Лорьян — портовый город на западе Франции, в Бретани. .

Принятое решение не уберегло меня от интриг, скорее наоборот. Англичане мечтали распространить свое влияние в сторону Америки и не собирались упускать возможности, которые я мог бы им предоставить. Не добившись своего законными способами, они прибегли к предательству. И разумеется, Степанов предложил себя в качестве орудия. За пять тысяч фунтов стерлингов он обязался выкрасть мои бумаги и передать им, а также убедить наших спутников наняться в английскую компанию.

Узнав о его происках благодаря болтливости сообщника, я велел отыскать всех в городе и собрать в гостиной на первом этаже одного из наших домов. Я рассказал о своем выборе и об опасениях, что некоторые заняли противоположную позицию, совершенно очевидно руководствуясь денежными соображениями. Степанов был так уверен в их поддержке, что встал и осыпал меня бранью. Говоря от имени тайной мощной группировки, которую он создал и куда входили многие присутствующие, он обвинил меня в том, что я присвоил одному себе все выгоды от нашей экспедиции. Я предъявил доказательство его собственной продажности, которым предусмотрительно обзавелся. Последовало всеобщее замешательство и ропот. Степанов при поддержке дюжины человек расталкивал тех, кто обвинил его в новом предательстве. В общей сумятице ему удалось подняться на второй этаж и проникнуть в мою комнату, чтобы завладеть моими бумагами. Но к счастью, как я уже сказал, бумаг там не было. Я выбил дверь и увидел, что Степанов пытается вскрыть замок моего сундука. Схватив пистолет, он выстрелил в меня, но, по счастью, промахнулся. Два моих товарища схватили его.

Стычка внизу продолжалась. То, что я, спустившись, обнаружил, наполнило меня великой печалью: Олег Винблад, мой дорогой друг, с которым мы не расставались от самой Казани, хранивший мне верность во всех испытаниях и так часто рисковавший своей жизнью, чтобы защитить мою, сам Олег на сей раз встал на сторону Степанова. Позже я узнал, что он был по уши в игорных долгах и предпочел продаться англичанам, нежели признаться мне в своих бесчинствах. Я посадил его под арест вместе со Степановым, но его предательство оставило меня безутешным.

В моих глазах это стало доказательством того, что город, занятый исключительно наживой, мог развратить самые чистые души. И следовало покинуть его как можно скорее. Нам еще предстояло преодолеть последние препятствия со стороны китайских властей. Вице-король провинции передал мне настойчивое приглашение посетить Кантон, а затем Пекин. Несмотря на интерес, который вызывала у меня перспектива увидеть центральные районы и север Китая, я решил больше не откладывать возвращение в Европу и отказался.

Через некоторое время я узнал, что тот самый правитель, прознав о нашем бегстве из России, задумал отослать нас обратно ради укрепления отношений Китая с правительством русской императрицы.

Я вновь прибег к покровительству господина Ле Бона, французского архиепископа. Он посоветовал нам ждать на месте прибытия судов компании, которые шли из Кантона, и подняться на борт уже в порту Макао. За время ожидания и отчасти в благодарность за эту защиту пришлось дать вежливый отпор сонму священников, которые решительно намеревались заставить нас покинуть лоно православной церкви. Я не преминул довести до их сведения, что сам я католик, но не стал выказывать скептицизм, который внушил мне Башле.