Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

Рядом со мной не было никого, кто мог бы помочь мне советом и поддержкой. Положение осложнялось и тем, что мы попали в совершенно новый мир, в Европу, о которой я ничего не знала. У меня не было примеров для сравнения. Единственной знакомой мне супружеской четой оставались мои родители. Мне предстояло научиться всему, начиная с умения одеваться. Я понимала, что мое платье замарашки не подходит для жизни в городах, где мы поселимся, но не представляла, чем его заменить. В Большерецке меня все еще одевали как ребенка, а свои воланы и бантики я сразу сменила на костюм юнги.

Мне предстояло постичь эту науку прежде, чем я выскажу Августу свои желания и, возможно, и прежде, чем до конца осознаю их сама.

По пути в столицу мы остановились в Ренне. Я по-прежнему пряталась у себя в комнате, но внимательно наблюдала за всем, что меня окружало. Я разглядывала туалеты женщин, и меня охватывало двойственное чувство восхищения и ужаса. Их красота казалась мне фантастической. В Сибири высокие чины прикладывали немало стараний, пытаясь устроить пышные праздники, во время которых их жены состязались в элегантности. Огонь свечей переливался в зеркалах и позолоте — в таком обрамлении платья казались роскошными. Но как же они отличались от той подлинной элегантности, которую я открыла для себя во Франции! Она позволяла даме, выходящей без лишних приготовлений из дома в разгар дня и делающей несколько шагов по грязному тротуару, чтобы сесть в экипаж, блеснуть грациозностью, шармом и шиком, которыми она была обязана исключительно своему искусству, а не одежде и украшениям. Я приходила в отчаяние, думая, что никогда не сумею достичь подобного мастерства, начав учиться так поздно и не имея опытного наставника.

После очередной отлучки Август преподнес мне платье из бежевой тафты с корсажем и пышными юбками, которое раздобыл в городе, — возможно, от него отказалась заказчица, а портной оставил его у себя, не сумев найти другого покупателя. И все же это был прогресс, потому что Август выбрал этот наряд специально для меня, и я поблагодарила его за проявленное внимание. Платье подогнали по фигуре, и оно прекрасно село. Надев его, я осторожно подошла к зеркалу. Осмелившись наконец поднять глаза на свое отражение, я прежде всего увидела, чего мне не хватает для истинной элегантности. И прическа, и умение пользоваться пудрой, белилами и румянами, а также туфли, и, главное, мои манеры не шли ни в какое сравнение с тем, что я подметила у прекрасных женщин, виденных мною в городе.

Мало того, непредвзято оценив платье, я подумала, что, посоветуйся Август со мной, он никогда не выбрал бы ни этот цвет, ни этот фасон. Однако платье способствовало перемене моего настроения. Не могу сказать, что оно сделало меня счастливой, зато придало мне силы в поисках счастья.

Пусть этот тяжелый, шелковистый, блестящий наряд имел свои недостатки, он в то же время подчеркивал тонкость и изящество моих форм. Я провела смотр своего арсенала. С живостью, очаровавшей Августа, хоть он и не понимал ее происхождения, я принялась поджидать случая пустить свое оружие в ход.

Мы прибыли в Париж в разгаре августа. Уже много дней в городе стояла удушающая жара без капли дождя. Из-за нее в воздухе распространялось зловоние. Столица показалась мне очень грязной, но ее красота от этого только выигрывала. Казалось, дворцы, сады и великолепные светлые фасады домов прорастают, словно грибы, на уличном навозе.

Я никогда не видела города, который так гармонично сочетал бы камень и грязь, величие и помои. Как и предвидел Август, наше положение совершенно переменилось. Герцог д’Эгийон, министр иностранных дел, с которым у Августа состоялась краткая встреча, когда мы проезжали через Компьень, оценил всю важность сведений, которыми он располагал. И предложил встать во главе пехотного полка — ловкий способ привязать Августа к Франции. Это назначение вдобавок к деньгам, вырученным от продажи нашего груза в Макао, позволило нам арендовать крыло большого дома, расположенного на холме Святой Женевьевы, неподалеку от церкви, построенной Суффло [32] Суффло Жак-Жермен (1713–1780) — знаменитый французский архитектор, предвозвестник стиля ампир. . В нашем распоряжении был не так давно высаженный сад, но деревья, увы, еще не давали тени.

Мы довольно давно не имели известий из Франции. Ходили слухи о гибельной войне, которую страна вела на протяжении семи лет против Англии и Пруссии. Мы знали, что по условиям договора, навязанного победителями, Франция потеряла свои североамериканские колонии.

Я видела, как беспокоится Август. Он опасался, что французы утратят интерес к заморским делам после того, как их лишили заморской империи. Но очень скоро он понял, что все обстоит ровно наоборот. Как никогда вошли в моду научные экспедиции, торговые компании, идеи создания новых колоний. Мы прибыли как раз в тот момент, когда господин Бугенвиль, недавно вернувшийся из кругосветного плаванья, опубликовал рассказ о своем путешествии. У парижан, поголовно любивших следовать мимолетным увлечениям, не сходило с языка слово «Таити», а люди в кафе называли друг друга патагонцами.

Это увлечение было нам на руку. Хотя сведения, почерпнутые из наших наблюдений, оставались секретными, о самом нашем странствии вскоре узнали все. Мы получали множество приглашений в лучшие столичные дома. Август счел себя обязанным успокоить меня относительно наших отношений, сказав, что нравы во Франции весьма свободные. А значит, мы могли выходить в свет вместе, не дожидаясь положенной церемонии бракосочетания, которая, как он обещал, будет самой пышной. Я взяла это на заметку, но промолчала.

Однако в действительности все обстояло не столь приятно. Наши первые выходы в свет стали ответом на приглашения весьма высокопоставленных семей. Я слишком хорошо помню самый первый из них, который привел нас в особняк герцога де В., первого камердинера королевской опочивальни. Едва поднявшись по ступеням, ведущим со двора в просторный вестибюль, я поняла, что вечер будет ужасным. Август держал меня за руку. Лакей проводил нас в анфиладу гостиных, залитых лучами заходящего солнца. Мы должны были поприветствовать его светлость с супругой. Август, гордо выступивший вперед, замялся в тот момент, когда следовало представить меня. В результате он сбился и сказал: «Мадмуазель де Нилов, моя супруга».

Это парадоксальное заявление оставило безразличным герцога, он куда больше заинтересовался моим декольте. Зато я сразу поняла, что в глазах его жены это меня мгновенно погубило. Не переставая любезно улыбаться, она окинула меня ледяным взглядом. Две гостьи, стоявшие неподалеку и все слышавшие, прыснули, прикрывшись веером. Конечно, они успели перекинуться словечком с остальными, и всюду, где мы проходили, я чувствовала, как присутствующие дамы дерзко оглядывают меня с головы до ног. Скверно причесанная, скверно обутая и в конечном счете неважно одетая, я чувствовала себя униженной, как бедная жена рыбака с Камчатки, по ошибке приглашенная комендантом на официальный бал.