Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

К большому удивлению мальгашских воинов, он встал. В лесу это внезапное появление над стеной редута тоже вызвало изумление и оторопь.

Август взглянул на небо, но все, кто присутствовал при этой сцене, в один голос утверждали, что глаза его казались обращенными внутрь, словно он разглядывал что-то, давным-давно спрятанное в нем самом.

— Я люблю!.. — вскричал он.

Внезапно раздался выстрел. По-прежнему стоя на ногах, Август опустил взгляд на темную береговую растительность.

На груди у него появилось алое пятнышко. Он поднес к нему руку, посмотрел на окровавленные пальцы и на какое-то мгновение забеспокоился, как это случалось с алеутскими охотниками, не слишком ли испорчена шкура. Ведь белый соболь ценен только нетронутым.

Потом он упал навзничь, и это было последнее, о чем он подумал.

Мориц Август Бенёвский (или Беньовский, 1746–1786) долгое время оставался самым знаменитым авантюристом и путешественником XVIII века. Его «Мемуары», написанные по-французски, имели огромный успех. Они публикуются по настоящее время, и я могу только рекомендовать прочесть их.

И все же постепенно эту личность в Западной Европе стали забывать — разумеется, потому, что на смену ей пришли новые первооткрыватели и мореплаватели.

Однако память о нем жива в трех странах, претендующих на то, чтобы считаться его родиной. Венгрия, Словакия и Польша оспаривают друг у друга Бенёвского, причем с таким пылом, что каждая из них воздвигла в его честь на Мадагаскаре свой памятник, отличный от остальных и во многом им противоречащий. В этих же странах ему посвящено множество исторических и архивоведческих трудов. В истории его приключений, хоть и известных в подробностях, еще остаются темные места.

О Бенёвском написаны романы, поставлены пьесы, сняты фильмы. Такое обилие художественных вымыслов вызвано не только исключительным характером похождений данного персонажа. Во многом оно объясняется той тайной, которой была окутана его жизнь. Парадокс в том, что он сам о ней много рассказывал. И хотя он то и дело себя оправдывал и объяснял свои поступки, суть его личности так и осталась загадкой.

По существу, он представил нам лишь оболочку, и каждый волен наполнить ее чем угодно. К этой оболочке я отнесся вполне уважительно: рассказ о его путешествиях максимально приближен к реальности, притом что ради стройности изложения я позволил себе некоторую вольность в датировках. В главном же этот персонаж — мое творение. Я наделил его верностью — которой в действительности он не отличался — по отношению к Афанасии, вполне реальному лицу, дочери коменданта Большерецка. Я хотел изобразить его солнечным, каким он, возможно, и был, а также мечтателем, и, прочитав его записки, никто не сможет сказать, что он им не был. Не исключено, что сомнения, тревоги, уязвимость, которые я ему приписал, присущи больше мне, чем ему. Но, в конце концов, он герой романа, и его единственной жизнью будет та, которую согласится признать за ним читатель.

Никто не может с уверенностью сказать, что произошло в дальнейшем с Афанасией и их сыном. Некоторые полагают, что они остались на острове, а Шарль даже стал кем-то вроде туземного воина.

Другие отмечали присутствие в городе Бордо в начале XIX века некоей вдовы Бенёвской, которая прибыла на корабле, идущем из Африки. Говорят, это была очень красивая женщина, говорившая по-французски с акцентом, происхождение которого никто не мог определить. Она продала несколько драгоценных камней, так и не уточнив, откуда она их взяла, но камни были невероятных размеров. На вырученные деньги она приобрела имение в деревне, где и прожила до самой смерти, устраивая празднества и принимая гостей из столицы. Кое-кто утверждал, что она выбрала эти владения, даже не посетив их, только потому, что ее очаровало само название места — Меж-двух-Морей.

Другие же, менее поэтично настроенные, придерживались мнения, что ни о мадам Бенёвской, ни о ее сыне ничего не известно, поскольку они никогда не существовали…

Бенёвский всегда был объектом очернения в мемуарах французов. С самого начала они ставили под сомнение реальность его действий на Мадагаскаре, а его самого описывали как авантюриста и мошенника. А между тем мальгаши продолжают чтить его память. Они видят в нем поборника единства их острова, провозвестника его независимости и одного из первых борцов с колониализмом. Один из бульваров в их столице Антананариву носит его имя. Внедрив в умы мальгашей идею политического единства острова, он на свой манер проложил путь великому королю Радаме I [55] Радама I Великий (ок. 1793–1828) — первый король Мадагаскара, объединивший остров в единое государство. , которой взошел на трон в 1810 году. Именно этот просвещенный монарх объединил территории и создал в глазах внешнего мира Королевство Мадагаскар.

Это объединение позволило острову на протяжении века оказывать сопротивление колонизаторам. Только в 1895 году французы заняли весь остров и «умиротворили» его по указке генерала Галлиени посредством военной кампании, стоившей жизни более чем ста тысячам человек.

Места и народности, упомянутые в книге, стали за время, прошедшее с кончины Бенёвского, объектом многочисленных исследований, и теперь большинство из них носит другие имена. Названия, используемые в XVIII веке, часто представляли собой примитивную фонетическую транскрипцию, которую первые путешественники сделали на основе туземных языков. Эти люди, несведущие в местных культурах, плохо распознавали звуки, не существующие в их собственных языках, и заменяли их знакомыми фонемами. На сегодняшний день, когда разработаны и установлены строгие принципы транскрибирования, написание этих слов изменилось.

И все же в нашем рассказе мы решили остановиться на названиях, присущих XVIII веку. Их неточность отражает уровень знаний той эпохи. Так, разнообразие народностей российского Крайнего Севера было малоизвестно. Их различие сводилось к обобщающим понятиям: сибиряки, камчадалы (когда речь шла о жителях восточного полуострова Камчатки), американцы (для обозначения инуитов, обитающих на Аляске).

Точно так же изменилось и большинство наименований на Мадагаскаре. Иногда в старинных названиях можно проследить деформированную орфографию названий этносов, существующих и сегодня. Так, секлавы в нашем рассказе легко распознаются как сакалава [56] Сакалава , или сакалаварцы, — народность на Мадагаскаре, когда-то населявшая более половины острова. . Иногда участники экспедиции принимали за народность одно из племен, входивших в более обширную группу, и обозначали часть как целое. Подобным же образом мы испытывали затруднения, пытаясь вычленить в современной классификации мальгашских народностей тех, кто в давние времена именовался самбаривами и сафиробеями.