Бернард Корнуэлл - Война волка

– Не любите христиан?

– Они же младенцев едят, – сказала женщина, прикоснувшись к ожерелью с молотом. – Это всем известно.

Мы младенцев не ели, и хозяйка накормила нас жарким из баранины с овсяными лепешками, хотя ее слугам потребовалось время, чтобы приготовить обед. Вибург ворчала, естественно, что нас слишком много, но в ее кладовых имелся запас, и она не сомневалась, что муж пополнит его провизией, добытой в Мерсии. Женщина она была полная и умная, а потому смирилась с нашим приходом – быстро сообразила, что, если здесь нас примут хорошо, мы в долгу не останемся.

– Вы нас удивили, придя из-за холмов, – сообщила она мне, когда наступил вечер. – С той стороны редко кто появляется. А если чужаки идут с юга, дозорные сообщают.

– Вы тут хорошо устроились, – заметил я.

– Немногим известно, что мы здесь. Редко выходим.

– Разве что в набеги?

– Братья не любят сидеть без дела. – Женщина пряла пряжу, ее руки проворно двигались. – Эту долину нашел Фастульф, отец моего мужа. В ней тогда жил один саксонский лорд, но он умер. – Она коротко хохотнула. – У Фастульфа было три сына. Так вот и вышло: три сына, три усадьбы. Мы называем ее долиной братьев.

Я глядел на рдеющие угли под горящими поленьями, стараясь увидеть знак в языках пламени.

– У меня был брат, – сказал я вполголоса. – Но он умер. – (Вибург ничего не ответила.) – А еще была дочь, – продолжил я. – И она тоже умерла.

Она уронила прялку и пристально посмотрела на меня.

– Ты лорд! – догадалась Вибург наконец, и ее слова прозвучали как обвинение. – Утред Беббанбургский!

– Да, – признал я. Отрицать смысла не было. Мы пробыли в усадьбе целый день, и мои люди наверняка обмолвились слугам Вибург, кто мы такие.

– Я о тебе слышала, – призналась женщина, потом кивнула на цепь на моей шее. – И ты носишь золото.

– Ношу.

– Ты носишь золото, – повторил она. – И даже не замечаешь, что носишь его. Семья десять лет способна прожить на металл, висящий у тебя на шее.

– Ну и что?

– А то, что ты приметен для богов! Чем выше поднимаешься к богам, тем сильнее в них желание столкнуть тебя вниз! – Она обтерла об платье испачканные животным воском пальцы. – Когда волки нападают на стадо, какие собаки погибают первыми?

– Самые храбрые, – ответил я.

– Да, самые храбрые. – Вибург бросила в огонь катышек шерсти. Мы вдвоем сидели по одну сторону очага, немного поодаль от остальных. Она посмотрела, как гаснут вспыхнувшие искры. – У меня тоже было три сына, – печально продолжила женщина. – Двое умерли от горячки. Остался старший. Его зовут Иммар, и он хороший парень. Ему исполнилось шестнадцать, и он сражается рядом с отцом. – Женщина посмотрела на меня. – Так когда умерла твоя дочь?

– Несколько дней назад.

– От болезни?

– Ее убил Скёлль Гриммарсон.

Вибург сотворила знак, отгоняющий зло:

– О, Скёлль – настоящий зверь!

– Ты его знаешь? – спросил я, встрепенувшись.

Она покачала головой:

– До нас только слухи доходят. Но я и половине из них не верю. – Женщина снова подобрала прялку.

– И что ты слышала?

– Что он жестокий человек, – произнесла она, не глядя на меня. – Ему нравится мучить людей. Надеюсь… – Ее голос стих.

– Насколько мне известно, моя дочь умерла быстро. В бою.

– Благодарение богам за это, – с жаром промолвила датчанка. – К нам из-за холмов приходят беглые невольники и рассказывают разное. Скёлль охотится на людей ради забавы, травит их собаками. Говорят, он ослепил двух из своих жен за то, что осмелились глянуть на молодого воина, а самого этого бедолагу оскопил, а потом зашил в овечью шкуру и кинул псам. А его колдун! – Она скрестила два пальца, отгоняя зло. – Но как уже сказала, я верю только половине из того, что слышала.

– Я убью его.

– Быть может, этого хотят боги.

– Быть может.

Той ночью я спал. Не ожидал, что смогу уснуть, но боги даровали мне небольшую милость. Хотел проверить часовых, расставленных нами вдоль частокола, но Финан заставил меня прилечь.

– Я позабочусь о том, чтобы они не дремали, – пообещал мой друг. И сдержал слово.

Мне снились сны, но ни один из них не раскрывал воли богов. Я был предоставлен сам себе. Боги наблюдали за мной, ждали и хотели увидеть, чем закончится игра.

Смертью Скёлля, как я поклялся. Или моей собственной.

Ночью дождь прекратился, и рассвет явил бледно-голубое чистое небо. Легкий ветерок нес тепло, запахло весной. Я проснулся с мыслью о смерти Стиорры и с беспочвенной надеждой на то, что она может быть еще жива. Боги оставили меня, и на миг мной овладело сильное желание сорвать с шеи молот и швырнуть в огонь, но осторожность возобладала. Мне требовалась помощь богов, а не их враждебность, поэтому я только посильнее сжал амулет.

– Было бы разумно остаться здесь на день, – предложил Финан, сидя на корточках у заново растопленного очага. – Лошадям не помешает отдых. Мы сможем обсушиться. День обещает быть погожим.

Я кивнул:

– Но надо выслать разведчиков.

– На восток? – предположил он.

Я снова кивнул:

– Хочу удостовериться, что Скёлль прекратил погоню. Потом пойдем дальше на восток, домой.

Слово «дом» обратилось в пепел на моих губах. Мне вспомнилось, как радовалась Стиорра, впервые увидев Беббанбург, и как она гнала лошадь вдоль берега, с горящими глазами и громким смехом на устах.

– Вернемся обратно на дорогу? – спросил Финан.

– Видимо, это кратчайший путь.

– Сигтригру наверняка сообщили, – сказал мой друг. – Возможно, он уже идет сюда.

– И он идет по той дороге, которой воспользовались мы, – предположил я, потом нахмурился. – Если идет.

– А почему нет?

– Что, если мерсийцы угрожают?

Неопределенность бесила меня. Я не знал, где нахожусь, не знал, что происходит в Мерсии, в Кумбраланде или в Эофервике. Не знал даже, что творится в Беббанбурге. Сын наверняка прослышал о судьбе сестры и, может, собирает воинов, чтобы отомстить за ее смерть?

– Ты насчет Этельстана не думал? – поинтересовался Финан.

– А при чем тут он?

– Нам, пожалуй, ближе до него, чем до Сигтригра, а Этельстан у тебя в долгу.

Я скривился:

– Я его люблю, но он все больше становится похож на своего деда, одурманенного Распятым. К тому же этот мелкий выскочка требует от меня присяги.

– И все-таки он в долгу у тебя, – не сдавался Финан. – Да и норманны для него такая же угроза, как для Сигтригра.

Я размышлял об этом, вот только размышлять получалось плохо. Перед мысленным моим взором стояла лишь одна картина: кричащую Стиорру вытаскивают из «стены щитов», сверкает меч, ее кровь растекается по улице. Я надеялся, что смерть ее была быстрой. Мне хотелось вспомнить ее лицо, но не удавалось, так же как вспомнить и облик ее покойной матери, Гизелы.