Бернард Корнуэлл - Война волка

– Зачем ты вообще приехал?

– Мне обещали охранную грамоту, – уклонился он от ответа.

Из храма на вершине холма доносилось пение. В этом мрачном бревенчатом здании находился сейчас король Эдуард, а также Этельстан и знать из Мерсии, Уэссекса и Восточной Англии. На меня вдруг нахлынули воспоминания о той ночи, когда сгорела усадьба Рагнара. Кьяртан Жестокий устроил пожар и получил в награду вопли запертых, бойню у двери и обугленные тела среди пепла. Пение продолжалось, гудел хор монахов, а мы завернули в «Крякву» – большую таверну на улице, поднимающейся на холм. Здесь оказалось почти пусто – закон обязывал народ идти на день Эостры в церковь, так что храмы Тамвеортина наверняка были полны. Но двое слуг хлопотали в таверне, обновляя подстилку на полу, и с радостью подали нам эль. Мы расположились у очага.

– Зачем я приехал? – пробормотал Сигтригр, глядя на огонь.

– Стиорра советовала тебе сидеть дома.

– Советовала, да.

– Они унижают тебя, – добавил я.

Сварт рыкнул, возражая против этих моих слов, но Сигтригр только кивнул в знак согласия:

– Унижают. И завтра мы узнаем, как именно. – Витан всегда начинался в праздник Эостры, но первый день собрания, воскресенье, принадлежал попам. Настоящим делам предстояло подождать до утра. Сигтригр вытянул ногу и подтолкнул торчащее из очага полено в огонь. – Иногда я жалею, что ты сделал меня королем Нортумбрии. Сел бы я тогда на добрый корабль, вышел в море, и весь мир лежал бы передо мной, только грабь.

– Ну и отправляйся.

– Так я же король! – Зять горестно вздохнул. На миг его единственный глаз подозрительно блеснул. – Стиорра мне не простит. Она хочет… хотела, чтобы наш сын стал королем. Знаешь, как она меня называла? Единственный языческий король. И всегда добавляла: «ты не можешь стать последним. Не можешь стать последним».

Стиорра была права. До того я об этом не думал, но Сигтригр и вправду был последним языческим государем в Британии. Земли саксов все были христианскими. Альба, которую кое-кто в народе зовет Шотландией, тоже христианская, хотя я и подозревал, что часть тамошних дикарей-горцев, косматых и чумазых, до сих пор поклоняется камням и деревьям. Валлийцы – христиане, что не мешало им совершать набеги на христианскую Мерсию за скотом и рабами. Горстка язычников еще окопалась в своих усадьбах в холмах Кумбраланда, но даже там христиане строили церкви и вырубали древние рощи, эти обиталища старых богов. И только Нортумбрией, моей страной, правил язычник. А вот когда я был молодым, яростным и проворным в обращении с мечом, единственным христианским королевством был Уэссекс. Язычники-норманны теснили мой народ – саксов, – пока у нас не остались только залитые морской водой болота Суморсэта. Потом мы нанесли ответный удар. Мы истребили данов-меченосцев, перерезали данов-копейщиков, мы выгрызали у них нашу страну, и теперь уже Нортумбрия стала последним королевством, последней державой, где люди могли поклоняться богам по своему выбору.

Сигтригр посмотрел на дыру в крыше, через которую налетевший порыв ветра загнал обратно клуб дыма, вместе с градом дождевых капель.

– Ты хочешь знать, почему я здесь? – сказал он. – В Линдкольне у меня сорок шесть дружинников, а в Эофервике сто семьдесят три. Это если никто из них не болен. Еще я могу рассчитывать на воинов из Дунхолма и на твоих. Если дойдет до войны… – зять замялся, потом поправился: – когда дойдет до войны, я смогу выставить, допустим, четыре сотни хороших бойцов. Ярлы приведут еще триста. Ополчение? Ну, положим, еще тысяча человек, кое-как способных сражаться. Я где-то ошибся?

– Ярлы дадут тебе больше трех сотен, – возразил я.

– Не дадут! Помнишь ублюдка Турферта?

– Еще бы, – процедил я.

– Его поддержали с десяток ярлов. Теперь они под покровительством Эдуарда. Крещение приняли. – Турферт был богатый дан, владелец имений на южных рубежах Нортумбрии. Опасаясь мерсийского вторжения, он предпочел переметнуться в христианство и преклонил колени перед саксонским королем. – Если я нападу на Турферта и его приспешников, мне придется иметь дело с Эдуардом, – продолжил Сигтригр. – И с запада помощи я не дождусь, так ведь?

Он имел в виду Кумбраланд, формально являющийся частью Нортумбрии.

– Никакой, – подтвердил я.

– А мерзавец Константин тем временем приберет к рукам земли Беббанбурга и сделает их шотландскими. – Загибая пальцы, зять стал пересчитывать врагов. – Скотты подпирают с севера, соотечественники-норманны – с запада, саксы – с юга, и у меня меньше двух тысяч воинов, чтобы сражаться со всеми ними. Вот почему я здесь. – Он допил эль, потом продолжил с горечью: – Унижение – цена, которую стоит уплатить за то, чтобы обеспечить мир с самым опасным из моих неприятелей.

Он замолчал, когда снаружи донесся гомон голосов и дверь таверны распахнулась, впустив ватагу промокших до нитки людей. Судя по мечам на боку, это были воины, и среди них – священник.

– Христос на кресте! – воскликнул один из воинов. – Мне казалось, этот ублюдок никогда не закончит свою проповедь. Эй, ты! – последние слова адресовались одному из слуг. – Эля нам! С пряностями!

– И еды! – добавил другой.

Пришельцы скинули плащи, и я положил ладонь на рукоять Вздоха Змея, потому что эти промокшие плащи были красными, а мне известен только один человек, настаивавший на том, чтобы его люди носили плащи именно этого цвета.

– И еще, мы сядем у огня, – заявил первый с непринужденной властностью господина, привыкшего всегда получать желаемое. Он был чисто выбрит, а длинное лицо не обезображено следами болезни или войны. На шее и запястьях у него блестело золото. Он направился к очагу, а потом узнал меня и замер. Я заметил, что во взгляде его мелькнул на миг страх, но тут же исчез, когда он пересчитал нас и понял, что воинов при нем в два раза больше.

– Я сказал, что мы сядем у огня, – с вызовом обратился он к нам.

Это был Этельхельм Младший, отец которого умер пленником в Беббанбурге, а сестра стала женой моего сына.

– Очаг нам еще нужен, – возразил я.

Дружинники Этельхельма обступили нас, положив руки на эфесы мечей. Сварт встал. Он был настоящий великан, такой высокий, что ему пришлось пригнуть косматую голову, чтобы не удариться о закопченные потолочные балки таверны.

– Уже несколько дней не убивал ни одного сакса, – пророкотал он. Сказано это было на норманнском, люди Этельхельма его не поняли. Однако его могучую фигуру видели все, и никто не горел желанием с ним связываться.

– Король находит твое общество неприятным, – заявил я. – От тебя смердит, как от помета ящерицы.

– Король? – Этельхельм на миг смутился, решив, что я имею в виду Эдуарда.