Бернард Корнуэлл - Война волка

– Но этот расчет оказался ошибочным, – добавил я, заслужив гневную гримасу Сварта. – Однако страх никуда не делся. Саксы видят в нас дикарей-язычников и предпочитают переговорами заставить нас пойти на уступки, а не воевать. Сражаться они будут, если придется, но Эдуард боится поражения, потому что стоит ему потерять войско – и Восточная Англия взбунтуется, Мерсия потребует вернуть собственного правителя, а знать Уэссекса просто захочет поменять короля.

– А может, тогда нам вторгнуться в Мерсию? – Сигтригр невесело улыбнулся. – И задать мерзавцам трепку?

– Почему бы и нет? – отозвался я, понимая, что он говорит не всерьез. – И тогда Константин Шотландский ударит нам в спину.

Сигтригр буркнул что-то. Он уже приготовился к витану, облачившись в длинный кафтан из темно-синей шерсти с золотой каймой. Простая корона, всего лишь обод из позолоченной бронзы, лежала на столе рядом с кувшином эля.

– Вкус у этого эля как у коровьей мочи, – проворчал он. – Думаешь, мне не стоит заключать мир с Эдуардом?

– Зависит от цены.

– Я хочу, чтобы Скёлль сдох! – мстительно заявил зять. – И готов уплатить любую цену за смерть этого мерзавца.

– Даже покоришься Эдуарду?

Сигтригр уныло посмотрел на меня:

– Выбор у меня небогатый.

– Крещение?

– Мокнуть мне как-то неохота.

– Дань?

Он ухмыльнулся:

– Снаряжу пару кораблей и подамся в викинги. Ограблю какой-нибудь жирный монастырь в Уэссексе, вот тебе и дань.

– Даже если ты покоришься, – продолжил я, никак не оценив его идею, – и заключишь мир, саксы нарушат его, как только сочтут, что настал удобный момент.

Сигтригр кивнул:

– Но у меня будет время убить Скёлля.

– Если я не доберусь до него первым.

На это зять криво усмехнулся.

– А что будет, если я откажусь покориться? – поинтересовался он.

– Саксы станут наглее. Примутся задирать тебя, совершая набеги за скотом, держать на границах небольшие армии, обложат торговлю с тобой огромными податями, их корабли начнут захватывать твои купеческие суда. И в конце концов вторгнутся.

– Так что мы при любом раскладе в проигрыше?

– Нет, если сумеем усилиться.

На это зять ответил безрадостным смехом:

– И как это у меня получится?

– Мы побьем Скёлля и прирежем Кумбраланд к Нортумбрии. Заставим всех этих норманнских ублюдков присягнуть тебе на верность. Создадим армию из ульфхеднар. Объединим северян и вселим страх божий в саксов.

– Идея мне нравится, – тихо проговорил Сигтригр.

Знай я, что воспоследует из сказанных мною слов, то прикусил бы язык. А может, и не прикусил бы. Wyrd bið ful āræd. Но Сигтригр хотя бы немного приободрился. В задумчивости он провел по своей короне пальцем:

– А мы не сможем подчинить Кумбраланд, не заключив мира с Эдуардом.

Я неохотно кивнул:

– Да, лорд король. Мы не в силах вести две войны сразу.

Зять встал:

– Тогда пойдем и унизимся перед больным ублюдком.

И мы отправились вверх по холму. Ирония в том, что нам пришлось подниматься, чтобы унизиться.

Ночной дождь смыл с улицы кровь у церкви Святой Эльфрит, куда мы накануне загнали двоих беглецов, а подручные городского рива убрали тела. На вершине холма звонил колокол, видимо созывая на витан. Вооруженные копьями стражники преградили крутую тропу ко дворцу и церкви, вынуждая нас пропустить кавалькаду. Всадников было человек пятьдесят-шестьдесят, все в кольчугах, шлемах и с копьями. Отряд направлялся к дворцу, и в середине его ехала повозка, запряженная парой крепких лошадей. Повозку, немногим больше простой крестьянской телеги, обтягивала синяя ткань. На подушках расположились священник, старуха и юная особа. Девушка с узким лицом и в облегающем чепце, под которым пряталась большая часть темных волос, была в богатых одеждах мрачных серых и черных тонов, с массивным серебряным крестом на груди. Выглядела она печальной. Повозка опасно накренилась на неровной дороге, и девица ухватилась за бортик, чтобы не упасть.

– Кто это? – поинтересовался у меня Сигтригр.

– Не знаю, – ответил я и не солгал, хотя это длинное печальное лицо показалось мне знакомым. Женщина посмотрела на меня и явно узнала, потом, подпрыгнув на очередной кочке, быстро отвела взгляд. Ей, похоже, с трудом удавалось сдержать слезы. Старшая спутница обняла молодую за плечи, а священник сказал что-то, видимо пытаясь утешить.

– Проклятье, ну и страшная она, – пробормотал Сигтригр. – На лошадь похожа.

– Ей холодно и грустно, – промолвил я.

– Ну, значит, она похожа на окоченевшую и несчастную лошадь.

Мы затопали за возком и его эскортом вверх по холму, прошли через арку, где у нас отобрали мечи, потом в большой зал. Здесь, под высокими балками, клубился дым от сырых поленьев. Столы были сдвинуты к одной стене, скамьи расставлены полукругом от огромного очага, лицом к помосту, где стояли пять кресел с высокими спинками, обтянутые дорогой алой материей. В зале собралось уже человек сто с лишним. Большинство рассаживалось, стараясь устроиться поближе к очагу, но некоторые стояли и переговаривались вполголоса. Все заметили, как мы вошли, узнали нас и стали перешептываться. Для основной массы мы казались причудливыми созданиями: язычники, персонажи из страшных снов, обретшие плоть.

– Где сядем? – спросил Сигтригр.

– Нигде, – ответил я. – Пока не время.

На скамьях располагалась знать трех королевств Эдуарда, и если Сигтригр усядется среди олдерменов, епископов и аббатов, это принизит его статус. Для королевских особ предназначался помост, но, хотя Сигтригр принадлежал к таковым, я не желал, чтобы он занял один из тронов, а потом был прилюдно прогнан с него. Ему доводилось присутствовать однажды на витане, в Хунтандуне, где он восседал на помосте с Эдуардом, но тогда он числился гостем Этельфлэд, а ей была присуща вежливость, в отличие от ее брата. Если Эдуард пожелает предоставить королю Нортумбрии почетное место, пусть предложит его сам, а если нет, то нам лучше постоять в задней части зала.

– Определился, что будешь говорить? – спросил я у зятя.

– Еще бы не определился. Ты ведь мне уже десять раз сказал. Или двадцать.

Он нервничал и злился, и я его не винил. Саксы обошлись с ним с презрением, унизили. В зал входили новые гости, и я заметил, что они поглядывают на Сигтригра с любопытством и предвкушением. Всю свою жизнь они участвовали в бесконечной войне между христианами и язычниками, и вот теперь последний языческий король стоит как проситель у задней стены тронного зала.

В главную дверь вошел Брунульф Торкельсон, западный сакс, которому я когда-то сохранил жизнь. Оставив Сигтригра в обществе Финана и верзилы Сварта, я направился к нему. Брунульф входил в число королевских стражников, и потому при нем были щит и копье. Сакс встретил меня тепло.