Бернард Корнуэлл - Война волка

Слухом про серебряный рудник я поделился с Сигтригром и узнал, что он уже отправил в горы людей – искать и копи, и Скёлля. Я тоже разослал военные отряды, десятка по два воинов в каждом, дав им наказ избегать стычек.

– Мне нужно только выяснить, где он обитает, – внушал я им. – Разузнайте это и возвращайтесь домой.

Первым побуждением у Сигтригра, как и у меня, было собрать войско и без промедления пойти на запад, но здравый смысл подсказывал, что спешить не стоит. В Линдкольне, не говоря уж про Эофервик и Беббанбург, а также в нортумбрийских крепостях поменьше, требовалось оставить гарнизоны. Уэссекс хоть и подписал мирный договор, но стоит нам увести на войну лучших воинов, соблазн может оказаться слишком силен. Я не доверял Эдуарду. Кроме того, скотты тоже с жадностью посматривали на наши земли, и лишь надежные гарнизоны в фортах на севере удерживали их от попытки вторжения. Оставив в крепостях достаточное количество воинов, мы могли повести в Кумбраланд только три с половиной сотни дружинников. Это сила, но она будет таять, по мере того как мы с боями примемся метаться от поселения к поселению в поисках врага, тогда как он станет наблюдать за нами и выжидать удобного случая. Я убедил Сигтригра, что лучшая наша стратегия – обнаружить волчье логово, пойти прямо к нему и уничтожить. Но для этого следовало выследить противника, который явно хорошо спрятался.

Самый крупный военный отряд повел на запад мой сын. Во главе сорока трех воинов ему предстояло идти вдоль большой стены, построенной римлянами поперек Британии. Древние каменные форты в этой стене привлекали поселенцев, и я счел разумным расспросить их насчет Скёлля.

– Если найдешь его, в драку не лезь, – предупредил я сына.

– Хочешь, чтобы я побежал прочь?

– Если бы в свое время мой старший брат побежал, владетелем Беббанбурга был бы сейчас он, а не я, – сказал я Утреду. – Иногда самая мудрая вещь на войне – это бегство.

Оставалось лишь ждать. И пока я ждал, мне предстояло выполнить одну неприятную обязанность – поговорить с Эльсвит, моей снохой. Она приходилась Этельхельму Младшему сестрой и сопровождала отца, когда тот стал моим пленником в Беббанбурге. Не уехала она и после его кончины, оказавшись притом беременной.

Сына я не винил. Эльсвит была девушкой хрупкой, изящной и очень красивой, с волосами из чистого золота, кожей белой, как молоко, и лицом, способным вскружить голову любому мужчине.

– Да она чертова фея, – высказал свое мнение Финан, когда впервые ее увидел.

Моим тайным страхом было, что эта фея окажется слишком хрупкой для деторождения, но она благополучно разрешилась первенцем и теперь вынашивала второго ребенка. Опытные женщины из числа деревенских и жен моих дружинников утверждали, что сноха здорова, но предосторожности ради жгли корень мандрагоры, смешивали пепел с коровьим молоком и втирали полученную мазь ей в живот. Эльсвит была христианкой, разумеется, но когда я дал ей ожерелье с золотой кошечкой, одним из символов богини Фрейи, оберегающей рожениц, надела его. Было оно на ней и в тот день, когда мой сын повел отряд на юго-запад. Едва отряд скрылся из виду, мы пошли с ней по крепостной стене Беббанбурга, выходящей к морю. День выдался неспокойный, и море пестрело белыми барашками, прибой разбивался о песок внизу, а ветер трепал ее волосы, пока мы шли.

– Мне здесь нравится, – сказала Эльсвит.

– Правда?

– Ну конечно, господин.

– Твой дом в Уэссексе наверняка гораздо удобнее.

– Еще бы! – воскликнула она. – Зато здесь я чувствую себя свободной.

Сноха одарила меня улыбкой, способной затмить солнце. Когда она попала в Беббанбург, ей было тринадцать, и прежде, чем мой сын разрушил планы ее отца, являлась одной из самых желанных невест во всех саксонских землях. Богатство и влияние ее родителя обеспечивали приданое, достойное королевской особы, и правители заморских стран засылали сватов в усадьбу олдермена. Этельхельм тщательно берег дочь, готовя ее в жены человеку, способному усилить его власть. Первоначально он планировал, что Эльсвит станет супругой могущественного лорда, а то и королевой и будет ходить в жемчугах и золотое. Но такова была его ненависть ко мне, что он согласился отдать ее за моего двоюродного брата, дабы я не смог отвоевать Беббанбург, а лучше всего – погиб во время штурма. Однако погиб мой кузен, да и Этельхельм Старший сошел в могилу, а его драгоценная доченька прогуливалась рядом со мной по укреплениям Беббанбурга в шерстяном платье, плаще из тюленьей кожи и с языческим амулетом на шее.

– Тебе известно, что я повстречался в Тамвеортине с твоим братом? – начал я издалека.

– Да, господин.

– Разговора по душам между нами не состоялось.

– Господин, ты рассказывал мне.

– Чего я тебе не рассказывал, – продолжил я резко, – это что он пытался убить меня.

Возможно, Эльсвит была слишком молода, чтобы найти правильный ответ, поэтому только пискнула, выражая то ли удивление, то ли испуг. Мы шли дальше.

– И еще я обязан сказать тебе, что дал клятву.

– Клятву, господин?

– Да. Убить твоего брата.

Она снова издала тот же неясный звук, потом отвернулась и воззрилась на покрытое барашками пространство серых вод, уходящее до самого горизонта. Не было видно ни единого корабля, только гонимые ветром волны разбивались белой пеной об острова Фарнеа. Я посмотрел ей в лицо, ожидая увидеть слезы в голубых глазах, но вместо этого ее губы изгибались в полуулыбке.

– Господин, мои братцы никогда не проявляли особой доброты ко мне, – сообщила она, продолжая смотреть на море. – И Этельхельм был самым жестоким из них.

– Жестоким?

– Он старше меня, – напомнила Эльсвит. – Намного старше! И я ему не нравилась.

– Он бил тебя?

– Несильно и нечасто. Но всегда был злобным. Как-то мать подарила мне гагатовое ожерелье, очень красивое. Этельхельм его отобрал. Он брал все, что хотел, и, если я плакала, давал мне затрещину. Но только затрещину. – Она покачала головой. – То ожерелье он подарил одной из кухонных рабынь.

– Которая наверняка сполна отработала его, завалившись на спину, – заметил я.

Сноха удивленно посмотрела на меня, потом рассмеялась.

– Так и есть. А девять месяцев спустя родила девочку, вот только ребенок умер. – Эльсвит инстинктивно положила ладонь на золотую кошку, потом взяла меня под руку. – Когда мне было восемь, отец подарил мне пони, и я назвала его Стиферх – он походил на жирного поросенка. – Воспоминание о пони заставило ее засмеяться. – И когда я первый раз решила прокатиться на Стиферхе, мой братец сунул под седло чертополох. Захотел повеселиться! Разумеется, бедняга Стиферх начал брыкаться, я упала и сломала ногу.