Уилбур Смит - Падение с небес

Марк посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что Шон спит, пледом укутав плечи и опустив черную бороду на грудь.

Он спал и слегка похрапывал во сне, дыша ровно и глубоко. Волна теплого чувства к этому человеку поднялась в груди Марка. Он ощутил и уважение, и преклонение, и гордость, и привязанность. «Наверно, нечто подобное испытываешь к отцу», – подумал он и, сам смущенный силой этого самонадеянного чувства, снова сосредоточил все внимание на дороге.

Ночной ветер словно посыпал небо тонкой пылью: приближался рассвет. Вот уже полнеба охватила невероятная, великолепная утренняя заря. От горизонта до горизонта полыхало трепещущее огненное зарево. И наконец над кромкой земли показался пылающий край солнца.

– Марк, в Блумфонтейне останавливаться не будем, да и в других более-менее крупных городах тоже. Нельзя, чтобы кто-нибудь видел премьер-министра, – сказал Шон, наклоняясь к Марку.

– Нужно где-то заправиться, генерал.

– Найдем придорожную заправку. Причем такую, где нет телефона.

Они остановились возле крохотного магазинчика с железной крышей, приютившегося в стороне от дороги под двумя чахлыми зонтичными эвкалиптами. Других строений в зоне видимости не наблюдалось, вокруг до самого горизонта расстилался пустой, выжженный солнцем вельд. Штукатуренные стены магазина потрескались и давно требовали побелки; их покрывали щиты с рекламой разных сортов чая. Окна прятались за закрытыми ставнями, а дверь выглядела запертой; телефонных проводов, соединяющих это одинокое здание с проводами, висящими вдоль дороги, видно не было. Зато в пыльном дворе, недалеко от веранды, по стойке смирно стояла выкрашенная красной краской бензиновая колонка.

Марк долго сигналил, без устали нажимая на кнопку клаксона. Скоро с дороги свернул и встал рядом черный «кадиллак» премьер-министра, ехавший позади. Из него, потягиваясь и разминая мышцы, вышли водитель и три члена министерского штаба.

Наконец появился и владелец магазинчика, заросший щетиной, с красными глазами, радостно застегивая штаны. По-английски он не понимал ни слова.

– У вас можно заправить обе машины? – спросил Марк на африкаансе.

Пока хозяин работал ручкой насоса и топливо по очереди набиралось в два стеклянных галлоновых резервуара, закрепленные сверху насоса, вышла его жена с подносом, на котором стояли кружки с дымящимся кофе и большая тарелка, а на ней – только что поджаренные гренки с золотистой хрустящей корочкой. Все с удовольствием перекусили и уже через двадцать минут готовы были отправиться в дальнейший путь.

Хозяин магазинчика стоял во дворе, скреб щетину и смотрел вслед двум поднимающимся в небо над дорогой столбам красноватой пыли. На веранду вышла жена. Он повернулся и, сощурившись, посмотрел на нее.

– Ты знаешь, кто это был? – спросил он.

Она покачала головой.

– Это был Хитрый Джанни, а с ним его английские бандиты. Ты что, не видела на самом молодом военную форму?

Он сплюнул в красную пыль, и его хладнокровие как ветром сдуло.

– Хаки! Проклятые хаки!

Он произнес это слово с горечью и отправился за угол дома, где располагалась пристроенная к дому маленькая конюшня.

Он уже затягивал подпругу на старой кобыле серого цвета, когда в конюшню вошла жена:

– Это не наше дело, Хендрик. Не суйся туда.

– Не наше дело? – возмущенно повторил он. – А разве не я дрался с этими хаки во время войны против англичан? Разве не дрался снова в тысяча девятьсот шестнадцатом году, когда мы бились с ними вместе со старым Деветом? Разве мой брат не работает на камнедробилке на шахте Симмера и Джека и разве не туда держит путь Хитрый Джанни со своими вешателями?

Он вскочил на кобылу и пришпорил ее. Она прыжком бросилась вскачь, и он направил ее к горному кряжу. До железнодорожной ветки было восемь миль, а в домике бригадира путевых рабочих имелся телеграфный аппарат, и сам бригадир приходился ему кузеном. Из солидарности с шахтерами профсоюз железнодорожных рабочих тоже прекратил работу. И не позже полудня исполнительный комитет в Йоханнесбурге получит известие о том, что к ним едет Хитрый Джанни.

Когда Марк Андерс пил кофе у придорожного магазинчика, Фергюс Макдональд лежал под живой изгородью в дальней части сада, пылающего бутонами алых канн на опрятных клумбах, и, приставив к глазам бинокль, всматривался вниз, где у самого склона холма стояло здание полицейского участка Ньюлендса. Окна и двери в нем были заложены мешками с песком.

Хозяйка дома еще накануне вечером, сидя на веранде за чашкой кофе, насчитала сорок семь полицейских, прибывших на участок в грузовике для подкрепления. Ее сын работал начальником смены на шахте Симмера и Джека. Кто бы там ни командовал, но полицейские в Ньюлендсе не солдаты, решил Фергюс и оскалился хищной, язвительной ухмылкой.

Мертвое пространство он увидел сразу, любой солдат с первого взгляда может определить его.

– Пошлите гонца за ручными гранатами, – прошептал он лежащему рядом товарищу, и тот крадучись отправился исполнять поручение.

Фергюс перевел бинокль вдоль дороги туда, где она поднималась на холм, и удовлетворенно промычал. Телефонные провода были обрезаны, как и электрические. Виднелись свисающие со столбов концы.

Итак, полицейский участок полностью изолирован от внешнего мира.

Посланный ползком вернулся к Фергюсу, таща за собой тяжелый рюкзак. Во рту у него, в верхнем ряду, не хватало зуба; он улыбнулся Фергюсу щербатой улыбкой:

– Дадим им прикурить, товарищ.

Лицо Фергюса покрывала копоть, ресницы обгорели. Фордсбургский полицейский участок они сожгли еще до полуночи.

– По свистку прикроете меня огнем.

– Будет тебе огонь, не волнуйся.

Фергюс открыл рюкзак и взглянул на стальные шары с глубоко прорезанными квадратиками для образования осколков, а затем закинул ремень на плечо, приладив рюкзак сбоку, чтобы не очень мешал.

– На-ка, пригляди за ней, – он вручил щербатому свою винтовку. – Сегодня она еще нам понадобится.

Он пополз по неглубокой дренажной канаве, ведущей к проложенной под дорогой бетонной трубе большого диаметра.

Трубопровод под дорогой был выложен изнутри ржавыми гофрированными трубами круглого сечения. Фергюс осторожно втиснулся в него и скоро уже выполз с другой стороны дороги.

Лежа на боку, он слегка приподнялся и выглянул за край канавы. До полицейского участка оставалось где-то ярдов сто пятьдесят. Белые буквы на синей лампе, закрепленной над входом, гласили: «Полиция». Лампа не горела, флаг на древке бессильно повис – утро выдалось безветренное.

До склона с мертвой зоной под выходящими на восток окнами кирпичного здания было ярдов пятьдесят, и Фергюс видел торчащие сквозь отверстия между мешками с песком винтовочные стволы защитников.