Уилбур Смит - Падение с небес

– Вид отсюда ужасный… хотя вам, может, нравятся мусорные баки? Я бы на вашем месте пожаловалась. – Она повернулась к нему: – Я еще ни разу не провожала мужчин на войну. Что при этом обычно говорят?

– Не знаю. Меня никто не провожал на войну.

– А ваша мать, что она говорила?

– Я не помню своей матери.

– О, Марк… простите меня. Я не хотела…

Она замолчала, и он с удивлением увидел, что глаза ее наполнились слезами.

– Это не важно, – быстро сказал он, желая ее успокоить, но она снова отвернулась к окну.

– Вообще-то, отсюда можно увидеть пик Дьявола, если как следует вывернуть голову.

Сторма проговорила это хриплым голосом и немного в нос. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она снова повернулась к нему.

– Ну что ж, раз для обоих это в первый раз, будем помогать друг другу?

– Думаю, вы должны сказать: «Возвращайтесь скорее».

– Да, наверно… а потом что мне делать?

– Поцеловать меня.

Эти слова вырвались прежде, чем он успел подумать, и его самого потрясла своя смелость.

Услышав эти слова, Сторма застыла на месте. Потом медленно, как сомнамбула, двинулась к нему через всю комнату, глядя на него широко раскрытыми, немигающими глазами.

Она остановилась перед ним и встала на цыпочки. Окутав Марка облаком собственных запахов, она подняла тонкие сильные руки, и они обвились вокруг его шеи. Но изумило его не это, а мягкость и тепло ее губ.

Слегка покачиваясь, Сторма прижалась к нему и, казалось, слилась с ним в одно целое; ее тонкие пальцы художницы нежно гладили его затылок.

Он обнял ее за талию и снова изумился, какая она тоненькая и гибкая; однако мышцы спины были крепки и податливы – она с готовностью изогнулась, прижавшись к нему бедрами.

Почувствовав его, она тихонько охнула, и по ее телу прошла сладострастная дрожь. Она долго не отрывалась от него, прижавшись к нему бедрами и грудью.

Он склонился над ней, и ладони его двинулись к ее небольшой упругой попке; губами он заставил ее губы раскрыться, и они разошлись, как плотные алые лепестки экзотической орхидеи.

Она снова содрогнулась, но тут вдруг ее сладострастный стон превратился в стон протеста, и она вывернулась из его объятий, хотя он отчаянно пытался ее удержать. Однако Сторма оказалась сильна, гибка и непреклонна.

Уже у двери Сторма остановилась и оглянулась. Она вся дрожала, темные глаза ее были широко раскрыты, словно она видела Марка впервые в жизни.

– О-ля-ля! Кто бы говорил о назойливых осах! – съязвила она, усмехаясь, но голос ее звучал порывисто и нетвердо.

Сторма распахнула дверь и попыталась улыбнуться снова, но улыбочка вышла какой-то кривой, она все еще не могла совладать с дыханием.

– Я уже не совсем уверена, что должна сказать вам: «возвращайтесь скорей», – произнесла она. Придержав дверь, набралась мужества и снова улыбнулась, на этот раз убедительнее. – Смотрите не попадите под машину, старый кобель.

Сторма ускользнула в коридор.

Звуки ее легких танцующих шагов скоро затихли в молчащих недрах огромного дома. Ноги Марка неожиданно ослабели, и он тяжело плюхнулся на кровать.

Сосредоточенно глядя на петляющую, ухабистую, коварную горную дорогу, освещаемую трясущимися медными фарами, Марк гнал большой, тяжело нагруженный «роллс-ройс» к перевалу Бейнс-Клуф – за ним по левую руку горный склон круто обрывался прямо в долину. Они промчались мимо Вустера с его виноградниками, аккуратные темные ряды которых выстроились в лунном свете, потом их ждал заключительный подъем в горы Хекс-ривер, плотным щитом закрывающие внутренние районы Африки.

Они миновали перевал, и перед ними открылась обширная территория, карру – сухое и безлесое суглинистое плато, покрытое холмами с плоскими вершинами, чьи странно симметричные очертания проступали на фоне холодного звездного неба.

Наконец-то Марк мог позволить себе немного расслабиться на кожаном сиденье водителя и гнал машину уже почти бессознательно. Бесконечная дорога мчалась навстречу, прямой бледной полосой прорезая темноту, и он имел возможность даже прислушиваться к голосам двух людей на заднем сиденье.

– Послушайте, Шон, старина, они же не понимают… если не предоставлять работу каждому черному, который приходит к нам наниматься… более того, если мы не станем активно привлекать местную рабочую силу – получится так, что для белых не только уменьшатся вакансии, но в итоге белые в Африке вообще останутся без работы.

На дорогу, прямо под свет фар, неторопливо вышел маленький, пушистый, как щенок, шакал, выставив ушки торчком, и Марк осторожно объехал его, после чего навострил собственные уши, слушая ответ Шона.

– Только о сегодняшнем дне и думают, – низкий голос его звучал мрачно. – А мы должны смотреть лет на десять вперед… нет, на тридцать, на пятьдесят лет вперед, чтобы наша страна оставалась крепкой, чтобы не развалилась. Нельзя допустить, чтобы африканеры снова дрались против британцев или, еще того хуже, белые против черных; мы не можем себе позволить это. Мы вместе живем в одной стране, но этого мало, мы должны научиться работать вместе.

– Полегче, полегче, старина Шон, – усмехнулся премьер-министр. – Размечтался… а мечты не должны далеко убегать от реальности.

– Да какие тут мечты, Джанни, это и есть реальность. Ты сам прекрасно это знаешь. Если мы не хотим быть разорванными на куски собственным народом, мы всем должны дать место под солнцем и долю в жизни – и черным, и белым, и всем остальным.

Они мчались вперед по бесконечным просторам, и свет в окошке одинокой фермы у далекого горного кряжа во тьме говорил о том, насколько обширна и насколько пуста эта земля.

– Тот, кто громче всех кричит, требуя поменьше работы и побольше денег, может вдруг обнаружить, что выгода, которую они получат сейчас, когда-нибудь обернется тысячекратным убытком. Платить придется нищетой, страданиями и голодом, – снова заговорил Шон. – Если нам удастся миновать риф национальной катастрофы, то людям снова придется учиться работать и серьезно относиться к требованиям цивилизованного, правильно организованного общества.

– А ты никогда не задумывался, Шон, как много людей в наше время зарабатывают на хлеб насущный только тем, что ищут поводы для разногласий между работодателями и работниками, между трудом и органами управления?

Шон кивнул и подхватил мысль Сматса там, где тот остановился.

– Да-да, словно это не две стороны одного процесса – ведь они неразрывно связаны. И те и другие идут по одной дороге и к одной и той же цели, сама судьба тесно связала их вместе. Когда один спотыкается, он тащит за собой и другого, а когда падает, другой падает вместе с ним.

Время шло, звезды на небе совершали свой величественный кругооборот, и разговор на заднем сиденье постепенно затих.