Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Мама говорила, что когда-то замок был музыкальным, но теперь он молчит. А на крышке и стенках диковинные резные узоры, почти сгладившиеся от времени. Мими нигде таких узоров не видела — ни в старых книгах, ни в альбомах с картинами и гравюрами. Иногда ей казалось, что эти узоры складываются в странные знаки, похожие на буквы, но прочитать их ни папа, ни тем более мадмуазель Клементина не могли и отмахивались от приставаний Мими. А мама не возражала против того, чтобы сундучок принадлежал Мими.

Ну хорошо, хватит вспоминать — надо все спрятать, пока не появилась мать Луиза. Мими достала из шкафа сундучок и стала перекладывать в него из корзинки свое отвоеванное имущество. Письма как будто все. А тетрадь? Где тетрадь?

А ведь в тетради, в ее второй половине, той, что из сундучка, почерком, чем-то похожим на почерк, так хорошо знакомый Мими по старым письмам, были записаны то ли сказки, то ли семейные предания. Там было много рассказов про смелых путешественников, африканских дикарей, которые иногда были очень страшными, а иногда добрыми. Про волшебные цветы, драгоценные камни, про целебную воду, про опасных зверей. Тетрадь сохранилась хуже, чем письма, некоторые ее страницы слиплись, строчки расплылись. Мама говорила, что ее прабабушка собиралась написать для своих детей и внуков книжку, поэтому все интересное записывала в тетради. Но, кажется, так и не успела, что-то ей помешало. В первой же половине, в той, что нашлась отдельно, было нечто вроде дневника служанки, работавшей когда-то давно в их семье. Дневник был написан совсем не аккуратным почерком и читать его было трудно. Мими и не читала особенно, хотя и поняла, что как раз к этой служанке, именем Кларинда, и писала свои письма Амариллис.

Мими опять пересмотрела все вещи — тетради не было. О, Господи! Неужели она осталась у Луизы? Конечно, она не так дорога, как письма, но тетрадь она тоже вернет! Мими стукнула по столу кулачком.

В коридоре раздался звук приближающихся шагов. Мими закрыла сундучок и поставила его в шкаф. Корзинка с уже ненужными старыми школьными записями осталась стоять на столе.

Зузу быстро пронеслась по коридору верхнего этажа, сбежала по лестнице, повернула от лестницы налево, распахнула дверь с табличкой, на которой было написано «Каваньяк», влетела в комнату и только тогда перевела дух.

Прекрасно! Никто ничего не заметил! Зузу крутнулась на одной ноге и быстро присела, окружив себя, как абажуром, широким подолом взметнувшегося платья — любимое с детства развлечение. А с каким лицом вылетела из своего кабинета Луиза! Жаль, что она не вспрыгнула на стол. Зузу представила себе, как аббат почтительно снимает прямую, как швабра, свежеиспеченную настоятельницу со стола, и ей стало смешно. Но и без этого все получилось отлично. Хорошо придумала Мими.

Из кармана платья все еще свисал кончик нитки, привязанной к мыши. Зузу достала мышь, поднялась, села к столу и стала машинально обматывать ее ниткой. Интересно, что будет дальше? Луиза и Мими терпеть друг друга не могут, кто защитит Мими? Мать Эмилия далеко, а сестра Беатрис боится Луизы.

Зузу немного собой погордилась: все-таки не струсила и сделала так, как просила ее подруга. Она посмотрела на мышку: та как будто из норки выглядывала, обмотанная ниткой. Вот и Мими все пряталась в свою комнату и читала какие-то письма. И никогда не хотела о них говорить, только плечом дергала, если спросить, и сундучок свой захлопывала. А чего дергать? У Зузу тоже есть письма. От Огюста. И даже его фотографическая карточка, на которую он снялся, когда выучился на агронома. И никто не мешает ей их читать.

Зузу достала из ящика стола маленький альбомчик с фотографиями. У него был кожаный переплет, серебряная защелка и плотные страницы с косыми прорезями, переложенные прозрачной рисовой бумагой.

На первой странице была их семейная фотография. У отца на голове котелок, кончики усов красиво заострены. Он сидит в плетеном кресле и смотрит прямо в объектив. В другом кресле сидит maman в шляпе с широкими полями и букетиком цветов на ленте, у нее на лице улыбка и ямочки на щеках. Она немного склонила голову к толстенькой, с пухлыми щечками Зузу, которая стоит между родителями в красивом белом платье и тоже в шляпке. Зузу помнит день, когда они фотографировались, ей тогда исполнилось 10 лет. Конечно, хорошо, что она уже не такая толстая, как на этой карточке. Все равно приятно смотреть на себя в детстве.

А на второй странице фотография Огюста. Он очень красивый, ему идет котелок, усы у него еще совсем тоненькие, а глаза большие и серьезные. Это он тогда важничал. На самом деле у Огюста глаза веселые, он часто смеется, а на Зузу смотрит ласково, особенно когда дразнит, называя petite mesange, синичкой. Это потому, что она все время щебечет и напевает. А надпись на фотографии серьезная: «Дорогой мадмуазель Жозефине с нежностью». Вот как.

На остальных страницах — фотографии бабушки, кузин и кузенов и самой Зузу — каждый год в день рождения. А в конце альбома лежат записки от Огюста, которые он пересылал ей с родителями, когда они навещали Зузу зимой. В них — смешные стихи, рисунки или нотные записи мелодий, которые ему нравились. Огюст любил играть на фортепьяно, и когда учился в Париже, посещал Оперу и покупал ноты. Когда они будут жить вместе, в большом белом доме среди виноградников, Зузу будет петь по вечерам, а Огюст будет ей аккомпанировать. И к ним часто будут приходить гости.

В один из солнечных дней этим летом, когда Зузу гостила дома, они сидели за фортепьяно близко друг к другу, играли в четыре руки новую пьесу, сбивались, стараясь разглядеть ноты, их руки сталкивались, они все время смеялись. Он вдруг перестал играть, повернулся к Зузу и взволнованно сказал:

— Ты будешь моей женой?

— Сейчас?

Как ни был взволнован Огюст, он рассмеялся, глядя в округлившиеся глаза Зузу.

— Я бы и сейчас, синичка, — он поднес ее руку к губам. И поцеловал, как взрослой. — Но тебе надо окончить школу, а мне приготовить дом рядом с молодым виноградником, который отец мне передает. Я ведь не зря учился? Я хочу вырастить виноград и получить вино, которое когда-нибудь назовут моим именем!

— Оно будет и моим?

— Конечно. Ты ведь станешь мадам Дешо, Жозефиной Дешо. Владелицей знаменитых на весь мир виноградников! Впрочем, пока это только молодые кустики…

— И мы еще молодые.

— Да, но мы должны думать о будущем. Ты не откажешь мне? Я говорил уже с моим отцом, он очень рад.

— А ты всегда будешь любить меня? Если нет, я не согласна, — закокетничала Зузу.

— Всегда, всегда!

— Докажи!

— А вот сейчас докажу. — Огюст попытался обнять Зузу, но она с радостным визгом вскочила, стул с грохотом упал, Зузу побежала к двери в сад, но на пороге столкнулась с матерью.