Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

— Капитан?.. — Жан-Поль смотрел вопросительно.

— Вот и ответ, — Франсуа протянул помощнику письмо и усмехнулся. — Я надеюсь, местное начальство не получило приказа нас арестовать.

Жан-Поль быстро пробежал глазами текст.

— Да, очень вежливо, но судебная коллегия присутствует, — он тоже усмехнулся.

— Подождите, капитан, — Жан-Поль внимательнее вгляделся в листок — Я не узнаю подписи Жака Клоделя. Посмотрите.

— Не знаю, — Франсуа пожал плечами, ощутив при этом ноющую боль в руке, — вопросы экспедиции решались на более высоком уровне, чем секретарь научного общества.

— А я до назначения на «Пеликан» был с ним хорошо знаком. Когда я был еще вторым помощником у Ренана Тереля, Клодель несколько раз плавал с нами. Он известный этнограф, показывал мне свои записки. У него совсем другая подпись. И я знаю, что он собирался через месяц после нашего отплытия отправиться в Алжир. Странно.

— Нас так долго не было, он вполне мог вернуться, Жан-Поль. Все это неважно.

— Что еще в пакете? Прислали они денежные аккредитивы? Нам же нельзя возвращаться в таком виде. Представляете, как мы будем выглядеть в Марселе? — помощник засмеялся. Порыв ветра шевельнул пакет на столе. Франсуа развернул пакет, в нем лежало несколько пожелтевших газет.

— Что это? — Франсуа в недоумении взял газеты в руки. — Боже мой, что за глупость? Это газеты! Это газеты двухмесячной давности!

— Капитан, дело нечисто. Вернемся на почту!

— Может быть, туда были вложены деньги, а не только документы, и на почте украли их, заменив газетами?

Франсуа резко встал, качнув стол так, что расплескался кофе Жан-Поля. Под ногами заскрипели осколки разбившейся чашки. Девушка испуганно выглянула из дверей. Помощник достал из кармана монеты, бросил их на стол и, кивнув девушке, поспешил за де Нартеном.

Телеграфист на почте испуганно отшатнулся от разъяренного Франсуа, коротко пискнув.

— Что ты сделал с пакетом, мерзавец? Почему сломана печать? Что в нем было?

— Мсье, я не виноват! Мсье, — несчастный совершенно позеленел от страха, — это не я! Господи, я так и знал, что вы вернетесь!

— Говори!

— Неделю назад к начальнику почты приходил какой-то господин, они вместе пересмотрели почту, доставленную торговым судном. А когда я потом заметил, что один пакет немного поврежден, начальник сказал, чтобы я не волновался, ничего страшного, может быть, за ним никто и не придет. Так бывает, мсье, ведь это Африка…

Франсуа скрипнул зубами:

— Ты не заметил, они что-нибудь доставали из пакетов? Деньги?

— Нет, мсье, но когда Элиза выносила мусор из кабинета начальника в конце дня, в корзине было много клочков разорванной бумаги. Я не знаю, что там было, мсье!

— Ты получал телеграмму о прибытии «Святого Доминика»? — вмешался Жан-Поль. К телеграфисту медленно возвращался нормальный цвет лица. Он суетливо стал перебирать бумаги на столе около телеграфа.

— Вот, мсье: «Святой Доминик» будет в порту завтра на рассвете.

— Оставьте его, капитан. Выйдем.

Телеграфист со странной улыбкой посмотрел им вслед. Это не простые колонисты, у него был наметанный глаз. Эти господа разберутся с начальником и с тем сумрачным человеком, который уже месяц заходит каждый раз после прибытия свежей почты. Тогда и его дела, глядишь, поправятся, и Элиза станет повнимательнее.

Он выпрямил спину, достал из кармана неожиданно чистый платок и вытер вспотевший лоб. Застрекотал телеграфный аппарат, надо было принимать телеграмму. Телеграфист присел к аппарату, снова согнувшись над столом.

На улице набирал силу зной. Следовало бы возвратиться в отель, где они сняли душные номера с затянутыми сеткой окнами. Сетки не спасали ни от солнца, ни от мелких насекомых, и ставшие за время их скитаний привычными резвые гекконы, снующие по стенам, не справлялись с мошкарой.

Но Франсуа и Жан-Поль решили еще посидеть в кафе и обсудить ситуацию. Девушке удалось скрыть свое удивление, когда они снова сели за столик и попросили кофе. Пол был подметен, стол в порядке, вновь заказанный кофе источал тот же аромат.

— Ну что ж, — сказал Франсуа, — конечно, должно быть судебное разбирательство.

— Нам нечего его бояться, капитан. В чем мы виноваты?

— Я виноват в том, что не заподозрил возможности заговора.

— Завтра придет «Святой Доминик», все закончится. На суде мы просто все расскажем. Но надо все хорошенько обдумать. И как объяснить, почему мы только сейчас добрались до Дакара? Нас ждут сложные времена, Жан-Поль.

Сквозь легкую ткань рубашки Франсуа ощутил лежащий в кармане листок, снова заныло плечо.

— Вы знаете, капитан, мне не дает покоя ваше чудесное исцеление. Ну не верить же духам и заклятиям? Что это за чудесная вода? Она и вправду светилась в темноте. И эти душистые цветы…

— Цветы? Ну есть же лекарственные растения… И вот что интересно. У нас в оранжерее росли очень похожие, только поярче и покрупнее. Назывались они амариллисами — я запомнил, потому что Патрисия говорила, что многие женщины в ее роду носят имя Амариллис. Но подробностей она не знала. У Мими третье имя тоже Амариллис.

— А первые в честь кого, капитан?

— Первые… Об этом как-нибудь в другой раз, Жан-Поль. Нам надо идти. «Святой Доминик» завтра приходит рано, нам надо быть готовыми. Треплиц куда-то пропал, слава Богу. Так или иначе, скоро все закончится.

Ночью Франсуа лежал на спине без сна, подложив руки под голову, прислушивался к шелесту гекконов, стремительно бросающихся по сухой стене на очередную жертву. Сквозь сетчатую ткань, которой было затянуто окно, едва проникала ночная прохлада. Неужели скоро закончится эта странная и жуткая история?

Франсуа вспомнил, как Треплиц, когда только появился на борту, втирался в доверие, пытался даже вести разговоры о семье, льстил, говоря, что у человека с таким вкусом, как у Франсуа, наверняка красавица жена из какой-нибудь известной аристократической семьи. Де Нартен не поддержал тогда этого разговора, сочтя его странным и излишним. Сейчас он понял, как был прав, интуитивно не желая сходиться с Треплицем.

Хотя надо было отдать профессору должное: он увлекательно рассказывал об истории завоевания Западной Африки, крестоносцах, работорговле, о скрытых в африканских недрах сокровищах. О том, что малодоступные районы в верховьях Сенегала таят в себе много тайн.

Франсуа прикрыл глаза. Ночь за окном была наполнена шумами ожившего после дневного зноя города: стук копыт, шорох колес экипажей, внезапные восклицания, смех. Как долго он был лишен звуков цивилизации. Как далеко Марсель, поместье под Сен-Тибери, дети, Патрисия с ее постоянной тягой в родительский дом, в Венесуэлу.