Пэт Баркер - Безмолвие девушек [litres]

Тот приподнялся.

– Давай же, скажи нам. Никто не причинит тебе вреда, пока я жив. – Он помедлил, но не сумел сдержаться. – Даже если ты говоришь об Агамемноне, мнящем себя величайшим из греков.

Вот он и прозвучал, вызов Агамемнону, перед лицом богов и на глазах у тысяч его собственных воинов.

И Калхас в пространных выражениях возвестил то, о чем уже знали все собравшиеся: что Аполлон наслал мор, чтобы покарать Агамемнона за оскорбление своего жреца. И что единственный способ умилостивить бога – возвратить девушку отцу и принести в жертву сотню тельцов. И, само собой, отказаться от выкупа…

Калхас еще не окончил речь, а Агамемнон указывал на него перстом. Убогий, жалкий недомерок, когда он пророчил что-то хорошее? И вот он кричит – едва ли подходящее определение заплетающейся речи Калхаса, – что Агамемнон виноват в поветрии, потому что отказался вернуть девчонку отцу…

– И это истинно так, – заявил царь Микен. – Я не желаю отпускать ее.

Я услышала у себя за спиной слабый голос Хрисеиды:

– Что я говорила?

– Скажу откровенно, я предпочел ее своей супруге. Она не менее искусна за ткацким станком и куда лучше в остальном: рост, красота, тело . – Тут по толпе пробежал одобрительный ропот. – Но, будучи предводителем войска, я не могу видеть, как умирают мои собственные воины… Поэтому – да, я верну ее отцу.

У Гекамеды вырвался радостный возглас. Я обернулась, чтобы узреть радость в глазах Хрисеиды, но та побледнела еще сильнее.

– Это неправда! – Ее кулаки стиснуты, в тонком голосе злоба. – Это уловка.

– Думаю, он говорит правду, – возразила Гекамеда.

Юза всплеснула руками, глядя на нас.

– Неужели я одна здесь еще соображаю? Он предпочитает ее своей супруге! Да ей бы умолять его, чтобы позволил остаться…

– Заткнись, Юза, – сказала я. – Ради богов .

– О, простите язык мой…

Я вновь повернулась к арене. Агамемнон еще говорил, но его слова тонули в одобрительных криках толпы. Наконец, когда гомон утих, он произнес:

– Но боюсь, что тут есть загвоздка. Я остаюсь без награды. У всех что-то есть, я же остаюсь ни с чем. Я требую возмещения.

Ахилл вновь поднялся.

– И где мы найдем тебе замену? Может, где-то есть неразграбленная сокровищница? Я такой не знаю. Все добытое в Лирнессе мы давно поделили. Придется тебе дожидаться, пока мы не возьмем Трою.

– Нет, Ахилл, не тебе обращаться ко мне в таком тоне. Я не собираюсь оставаться ни с чем. И если ты не дашь мне награды, что ж, я возьму ее сам. Быть может, твою, Одиссей?

Юза вскинула руки.

– Да!

И она не прикидывалась. Юза нравилась мне, но ей было плевать, кто ее сношает, лишь бы жить в довольстве. Но стать наградой Агамемнона … Вряд ли ее жизнь изменилась бы к лучшему.

Агамемнон там временем продолжал, указывая поочередно на царей, сидящих перед ним.

– Или твою, – говорил он. – Или твою.

Но это, конечно же, была игра. Его взгляд уже был устремлен на конкретного человека, а скоро последовал и указующий перст.

– Или твою, Ахилл?

В первый миг я решила, что неправильно поняла. Я была трофеем Ахилла, Агамемнон не мог иметь в виду меня. Я боялась оглядываться на других женщин, поэтому просто стояла и смотрела на арену.

– Но все это позже, – продолжал Агамемнон. – Первым делом необходимо вернуть девчонку отцу и убедить его вознести молитвы Аполлону и снять проклятие. Ну и кому я могу довериться в этой деликатной миссии? Идоменей, критский царь, почитаемый всюду, куда бы ни явился? Или владыка Нестор, прославленный своей мудростью? Или же Одиссей, умный, красноречивый и искусный в интригах? Или ты, Ахилл, самый вспыльчивый из живущих?

Меня не интересовали их взаимные оскорбления и вечная толкотня за власть. Я хотела лишь знать, что будет со мной.

Гекамеда подошла ко мне и обняла.

– Не тревожься, – прошептала она. – Он этого не сделает.

Я покачала головой. Я не плакала, но кусала пальцы – и даже спустя несколько дней на них были видны следы зубов.

Ахилл между тем сделал несколько шагов к Агамемнону – всего пара шагов, но пространство между ними сжалось до предела.

– Я бился за эту девушку, – произнес он. – Это моя награда, преподнесенная мне войском в признание моих заслуг. Ты не вправе забирать ее. Но так всегда: я выношу бремя битв, а ты забираешь львиную долю награбленного. Я же получаю отбросы, ничтожные объедки. Я возвращаюсь, измотанный после сражений, в мое жилище, ты же отсиживаешь свой жирный зад и стережешь корабли.

Юза позади меня прыснула.

– Отбросы , – повторила она, – ничтожные объедки…

Даже Гекамеда улыбнулась, но ее улыбка померкла, стоило ей увидеть мое лицо. Хрисеида пересекла комнату и заключила меня в объятия.

– Этого не будет, – заверила она. – Он вечно строит козни, но этого не будет.

Агамемнон возвысил голос.

– Я уведу девчонку, и не стану никого посылать за ней, а пойду сам. И тогда все увидят, что бывает, если кто-то возомнит себя равным мне.

– Я не собираюсь драться из-за нее, – ответил Ахилл. – Войско отдало ее мне, и войско же ее забирает, потому что ни один из вас, – тут он оглядел сидящих полукругом царей, – не нашел в себе мужества подняться и сказать, что он не прав… Что ж, так тому и быть: он забирает девчонку, но пусть не ждет, что я и впредь буду сражаться. С чего я должен рисковать жизнью – и жизнями воинов – ради кучи собачьего дерьма, сидящей на троне?

После этого даже видимость уважения была отброшена. В какой-то момент они едва не сцепились: Ахилл наполовину извлек меч из ножен, но опомнился в последний миг. После поднялся Нестор и пытался примирить их, но я уже не слушала. Мне не было до них дела. Я растирала руками жесткое, онемевшее лицо, пытаясь придать ему более подобающее выражение. Впрочем, ни к чему было утруждать себя. Гекамеда тихо обняла меня. Помню, она всегда плакала за меня, когда сама я плакать не могла.

И только Юза пыталась приободрить меня.

– Все будет в порядке, – говорила она. – Я знаю, что ему по душе. В крайнем случае всегда можешь рассчитывать на гусиный жир.

Все слова были сказаны. Воины расходились в подавленном настроении: озабоченно переглядывались, ворчали себе под нос или – что чаще – просто молчали. Ахилл отказался сражаться, союз распадался – а избавления от бед так пока и не найдено. В лазаретах воины по-прежнему умирают от язв.

Глашатаи стали прокладывать дорогу для Агамемнона. Но сам он еще разговаривал с Одиссеем, который должен был возглавить посольство и доставить Хрисеиду домой.

Гекамеда схватила Хрисеиду за руку.

– Ступай, беги. Они явятся за тобой.

Хрисеида еще пребывала в оцепенении. Словно не верила в происходящее и боялась, даже теперь, что снова всего лишится. Она бросилась к двери, затем развернулась и вернулась ко мне.