Ю_ШУТОВА - Дао Евсея Козлова

– Как вам не стыдно, врываетесь в чужой дом, устраиваете сцену перед незнакомыми людьми, оскорбляете Евсея Дорофеевича, оскорбляете нас всех. Уходите! Немедленно покиньте наш дом!

Кроткая Ксения превратилась в гневную Медею. Еще немного, и в нашей гостиной загремят выстрелы, сквозь пороховой дым блеснет смертоносная сталь, прольется кровь. Высокая трагедия… Где-то внутри живота начал легким щекотанием подниматься смех, и он наконец разморозил меня, застывшего с куском ситного в руке. Воспользовавшись паузой, когда Медея умолкла, а трибун еще не нашел, что ответить, я сказал:

– Хочу представить вам, друзья мои, господина Карбасова Ивана Матвеевича, – тут я на секунду примолк, так и подмывало добавить «поручика жандармерии», но удержался, ведь тот сразу поймет, откуда мне это известно, поэтому пусть будет, как он сам мне сказал, – судебного следователя.

Поднявшись, я предложил Карбасову снять его славную бекешу и присесть с нами за чаем. И объяснить спокойно, о чем, собственно, идет речь, чем вызвана эта его эскапада. Но тот, разом как-то сдувшись, утратив всю только что распиравшую его значительность, растерявшись даже как-то, пробормотал, что предпочел бы переговорить со мной наедине. Ну что же, файв-о-клок был безнадежно испорчен, свежезаваренного чая мне не видать, мы прошли в мою комнату, и тут я наконец понял, зачем «господин следователь» явился ко мне домой и почему устроил перед нами весь этот спектакль.

– Евсей Дорофеевич, вы знакомы с репортером, что подписывается «Кремень»?

– Я, признаться, лично ни с кем из газетчиков не знаком. Это что у вас?

Газета, сыгравшая роль величественного жезла, наконец, была развернута. Утренний выпуск «Биржевых Ведомостей». В «Происшествиях» – короткая статейка, подписанная псевдонимом «Кремень». Смысл ее был следующий: вчерашней ночью была ограблена квартира в доме на углу Измайловского проспекта и 7-ой роты, взято было не много, лишь принадлежавшая хозяину, отсутствующему в городе, коллекция курительных трубок, раритетных и, видимо, ценных. Все в квартире было перерыто; все книги выброшены из шкафов, все бумаги из ящиков стола и прочих мест. В самом конце заметки стояла фраза: «Хозяин сей квартиры, как стало известно из хорошо осведомленного источника, подозревается в шпионаже в пользу Германии и, возможно, бежал за границу». Вот из-за чего взбесился Карбасов, он решил, что «хорошо осведомленный источник» – это я. Еще раз уверив, что он ошибся, я не удержался и поддел его:

– Все же не стоило вам открывать окно. Кто-то следил за квартирой, скорее всего, тот самый псевдолакей, и, увидев, что мы там хозяйничаем, поспешил забрать то, что раньше ему унести помешали. Будете спорить?

– Нет, спорить не буду, как ни прискорбно для меня, но вы оказались правы. И на трубки надо было обратить внимание, и штору не надо было двигать. Но есть еще один вопрос: что искал тот человек, предположим, что это был Онипко, как вы говорите, псевдолакей. Что он искал и, видимо, не нашел? А, Евсей Дорофеевич?

Я понял, что он уже имеет ответ на заданный мне вопрос, и что он знает, что ответ мне тоже известен. Конечно, речь шла о книге, которую я забрал со стола в квартире Зеботтендорфа, и не далее как вчера вечером отдал Жозефине. Но мне вовсе не хотелось впутывать сюда еще и ее.

– Хотите получить «Голема» обратно? Сожалею, но я дал книжицу почитать одному приятелю. Могу вернуть вам ее назавтра, если угодно.

Карбасову пришлось согласиться с этим, договорились, что он зайдет ко мне завтра ввечеру в семь часов. Он засобирался:

– Пойду теперь в редакцию «Ведомостей», разберусь с этим Кремнем, какая птица все-таки ему насвистела.

– Позвольте, пройдусь с вами, собирался навестить невестку, нам по пути.

Мы вышли вместе, но я вовсе не собирался идти к Елене, я обманул его. Когда мы расстались на углу Галерной и Замятина переулка, я, убедившись, что Карбасов уходит, не оглядываясь, прочь, развернулся и пошел в сторону Почтамтской, к дому его сестры. Надеялся застать ее у себя и уже сегодня забрать книгу.

К счастью, Жозефина была дома. Несколько удивилась моему визиту («Почему вы не телефонировали? Ах да, я же не сказала вам номер»), но, как мне показалось, и обрадовалась. Хочется верить. Попросил вернуть мне «Голема». Подняла свои персиковые брови: что за срочность. Попытался объяснить, что книга не моя, что вынужден ее отдать, такие обстоятельства… Что надо вернуть прямо сейчас… От этого много зависит…

– Вы что-то темните, Евсей Дорофеевич. Не хотите что-то мне говорить…

Я запутался, кажется, покраснел. Ну ладно, решил начать с самого начала, ведь никто не требовал от меня сохранения тайны, никто не брал с меня слова, что вся эта история «умрет вместе со мной».

– Знаете, Жозефина Матвеевна, мы ведь с вашим братом вовсе не товарищи, и даже не добрые знакомые. Это он слукавил, когда представил нас друг другу. Нас связала одна очень печальная история.

И я рассказал ей все, начиная со своего знакомства с Зеботтендорфом – об убийстве доктора Христева, о визите ее брата, о нашем посещении квартиры на Измайловском, о картине и о книге. Особо я задержался на картине, она оставила глубокий след в моей памяти. Так вот, я подробно описал эту картину, и ангела, и светящиеся крылья, и простоватое, растерянное или близорукое лицо, и мужицкие руки из подвернутых рукавов, и Агарь, сгорбившуюся у его ног, и вдруг Жозефина говорит:

– А я видела эту вашу картину.

– Да помилуйте, где же вы могли ее видеть, ведь не бывали же вы у Зеботтендорфа, – я даже задохнулся, представив ее в доме у этого монстра.

– Нет, конечно, там я не была, а картину все же видела, вы очень верно ее описали, мне тоже показались странными широкие запястья ангельских рук. И еще он немного похож на Жано, такие же разлетающиеся к вискам узкие глаза, как и у него. И он, ангел, тоже рыжий, не совсем, скорее, рыжеватый. А видела я эту вашу картину на «Вилле Родэ» ровно неделю назад. По субботам там устраивают концерты, и в первом отделении идут «новые дебюты». Вот, – она взяла со столика свежие «Ведомости», – сами посмотрите.

На первой странице внизу, в подвале, как говорят газетчики, маленькое объявленьице в рамочке: «Вилла Родэ. С семи часов музыка, с восьми часов первоклассная образцовая программа артистов» и номера телефонов.

– Видите? На прошлой неделе я пела там городские романсы. В качестве «новых дебютов». Это меня подруга пристроила, Нина, она дочь владельца, Адольфа Сергеевича. Я дамскую комнату искала, а там настоящий лабиринт, я заблудилась, открыла какую-то дверь, свет зажгла, в ней мебель в серых чехлах и эта картина, такая яркая на сером. Я Ниночке сейчас телефонирую, может, удастся попасть туда, тогда сами увидите свою картину.