Ю_ШУТОВА - Дао Евсея Козлова

– Ну складно – не складно, вам виднее. А только неспроста он эту картину здесь не оставил. Найдете картину – найдете и Зеботтендорфа.

Когда мы уходили, в гостиной я снова взял в руки книгу со стола:

– Как вы полагаете, Иван Матвеевич, могу я эту книгу взять себе? Интересно прочесть. Вам она не нужна?

– Забирайте.

Вот такой вот длинный у меня получился день, только чтобы записать все это я потратил два утра, стараюсь вести свой дневник по утрам, пораньше, пока все еще спят. Но я еще и не закончил. Ведь был еще вечер, вечер литературно-музыкальный. Я, как и пообещал сестре Карбасова Жозефине Матвеевне, так и отправился с ней на Кирочную, в дом баронессы Икскульфон Гильденбанд [4] Баронесса В. И. Икскуль фон Гильденбанд – реальное лицо. Биография ее довольно интересна. Можно посмотреть в Википедии или в более художественном варианте здесь: https://www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/varvara_ikskul/ .

К тому же, пока я все это писал, произошло еще одно весьма занимательное событие, вызвавшее печать растерянности и, я бы даже сказал, неуверенности на лице господина Карбасова. Но обо всем по порядку.

Ровно в девять вечера я сел в автомобиль возле своей подворотни. На этот раз и борта, и крыша авто были пристегнуты, салон закрыт со всех сторон, и если в нем не было так уж тепло, то по крайней мере не было и пронизывающе холодно как в прошлый раз. Жозефина Матвеевна была одета, как и давеча, в кожу, разве что без авиаторского шлема и очков. На заднем сидении стоял объемистый баул, видимо, с платьем, не в куртке же она петь собирается.

Доехали мы быстро, поднялись на второй этаж в квартиру, и здесь уж нас встречал и ловко делил на два потока, не знаю, как его назвать, но по гордости осанки и безошибочности в распознавании входящих, пожалуй, мажордом, гостям предлагалось пройти направо в комнаты, а артистам – налево, туда, где можно переодеться к выступлениям. Я вместе с баулом был причислен к артистам и величественным взмахом мажордомовой руки отправлен налево. Шубы и пальто принимала у господ артистов престарелая гардеробщица в черном платье, и они, одежды наши, исчезали за какой-то невысокой дверью, мы же потоком следовали далее по коридору, пока не вплывали в достаточно просторную залу, где по центру был накрыт стол, но без стульев, по-фуршетному. Тут Жозефина меня покинула и, подхватив свой баул, упорхнула куда-то, я же остался кружить вокруг стола вместе с другими. Здесь было человек десять-двенадцать, более мужчин, но были и три дамы. Дамы в отличие от нас были одеты весьма броско. Мужчинам что, одеться гораздо проще, хотя, допускаю, скучнее, все мы были в основном в визитках, правда, один господин украсил себя ярким, попугаечно-зеленым с золотым орнаментом галстухом, да двое было в поддевках, патриотически. Дамы же, собравшись вместе у окна, напоминали то ли летнюю клумбу, то ли сцену из «Принцессы Турандот», одна в лиловом, отделанном широкими полосами розоватых кружев, с огромной розой на поясе, другая вся в сиреневом газе со полупрозрачным шлейфом, маленькая золотая шляпка, с коей спускались до груди нити бус, возможно жемчуг, а третья в платье из разноцветных асимметричных кусков, тут и зеленый матовый бархат, и блестящий шелк, что-то опять же сиреневое, голубое и еще вдобавок отделка белым узким мехом. Допускаю, что все они, и дамы, и мужчины, были весьма известные люди искусства, но в лицо я никого узнать не мог.

Выпорхнула откуда-то Жозефина в облаке белых кружев и чего-то бирюзово-струящегося, самая прекрасная и здесь, и где бы то ни было. Только подошла ко мне, как в зале объявилась дама в глухом платье с большими розами, вышитыми по линии талии, и черной полупрозрачной накидке, была она уже очень пожилой, но и стать ее, прямая до невозможности спина, и походка, выдавали в ней аристократизм, породу. В руках у нее была стопочка небольших распечатанных афишек. И первым делом она направилась к нам, вернее к Жозефине:

– Здравствуйте, вы – Жозефина Карабас? Вы ведь первый раз здесь у нас? Вот, возьмите программку, здесь есть номер вашего выхода. А вы? – она обратилась ко мне.

Прежде чем я успел придумать хоть что-нибудь, Жозефина уже нашлась:

– Это, Варвара Ивановна, мой импресарио, Евсей Дорофеевич Козлов.

– Ну что ж, – ответила баронесса, а это была именно она, хозяйка дома, устроительница нынешнего концерта, – может быть, вам удобнее пройти в зал к гостям?

– Нет, нет, благодарю вас, я бы предпочел остаться здесь с… (я, конечно, имел в виду остаться с ней, с Жозефиной, но почему-то смутился сказать это)… с господами артистами.

– Как будет угодно… – баронесса отошла к другим, здороваясь, явно зная всех приглашенных лично, спрашивая о том о сем, улыбаясь, раздавая программки, чтобы понятно было, кому за кем выступать.

На обложке программки была нарисована лира и стояла надпись: «Благотворительный концерт в пользу Общины сестер милосердия Российского общества Красного Креста имени генерал-адъютанта М. П. фон Кауфмана». Я открыл эту маленькую сложенную пополам афишку, в орнаменте из условных неопознаваемых цветочков шли друг за другом имена артистов, под номером «8» значилось: «Жозефина Карабас. Патриотические французские песни: «Le Chant du Départ», «Le Chant des Partisans», «La Marseillaise» [5] «Походная песня», «Песня партизан», «Марсельеза» (фр.). .

– Вы будете петь по-французски?

– Конечно, – она рассмеялась, – я же француженка. Вы не знали?

– И ваш брат, он тоже француз? – я был весьма удивлен, нет, я просто не поверил, решил, это шутка.

– Это не простая история. Хотите, расскажу?

Конечно, я все хотел знать про нее.

– Мы с Жано близнецы.

Вот так-так. Мне казалось, Карбасов старше своей сестры. Близнецы… И тут я вспомнил, вот девушка снимает свой авиаторский шлем, обнимает Карбасова за шею, тормошит. Вот он, пытаясь отстраниться, представляет ей меня. Она оборачивается, и я вижу оба их лица рядом, почти на одном уровне. Да, это две версии одного лица, одна версия бледнее красками, жестче, и в то же время как-то теплее, бачки скругляют, делают это лицо чуть шире, вторая версия более яркая, тонкая, изменчивая, как бегучая холодная вода. Мужская версия и женская, ян и инь.

– Прадед наш, Жозеф Анри Дезире де Карабас, пришел в Россию с Бонапартом, он был трубачом, молоденьким совсем. А обратно домой не вернулся, попал в плен, а потом осел в Твери, был учителем танцев.

Тут Жозефина отвлеклась, в залу вошел новый человек, и она сразу, бросив мне: «Это один из наших, я сейчас», – устремилась к нему. Это был совсем молодой еще человек, лет двадцати с небольшим, наверное. Волосы гладко зачесаны, безукоризненный косой пробор, весь такой аккуратный, вычищенный, в светлой тройке и бабочке небесно-голубого цвета, такой старательный канцелярист с виду. Жозефина схватила его за руки, стала поворачивать, смеясь, то туда, то сюда. Они о чем-то негромко переговорили, потом он отошел к окну, к стоящим там дамам, а Жозефина вернулась ко мне: