Михаил Петров - За колымским перевалом

Тургеев шумно выдохнул.

— Ну, Жарченко, с тобой не затоскуешь! Значит, ты решил золото отдать старателям? Давно бы так, а то уперся, как осел. На Индигирке Давно уж половину приискового золота старатели дают.

— Совсем из другой оперы. О старательской добыче, придет время, ты не То Запоешь. Коммунизм Старательской анархией и рвачеством не построишь.

Тарков тяжело посмотрел на Жарченко.

— Но-но! Притормози, не Твоего это ума дело. Ты мне ответь — значит, полтонны осенью не дашь? Молчишь? Так запомни: стоять поперек дороги всему району никто тебе не позволит. А будешь кочевряжиться, имей в виду: эти пятьсот кэгэ на твоем прииске и другой директор взять может.

На прииск вернулись поздно вечером. Во всех окнах конторы горел свет. Приисковый аппарат был не местах в соответствии с порядком, заведенным еще при Дальстрое, — каждый мог понадобиться начальнику.

Тургеев вошел в приемную вслед за Тарковым. Тот направился прямо в кабинет главного инженера, где собрались приисковики. Пожал каждому руку. Говорил громко, властно. Пошутил о ночном бдении железной когорты, прокатился в адрес начальства: «Само работает на износ, и из вас все соки выжимает».

— Упорные слухи ходят, товарищ главный Инженер. — Тарков покрутил двумя пальцами пуговицу на пиджаке совсем еще молодого человека с волевым подбородком и усталыми темными глазами, — что ты полсотни гусей на Колыме с моторки нашлепал. — Тарков обвел взглядом приисковиков, посочувствовал — Устали, смотрю я, до чертиков. Откровенно говоря, сам чуть жив — утром на прииске с Поташвили воевали, а сейчас вот с участка «Тобо» вернулись. Разговор, конечно, будет с вами долгий. Да и у вас ко мне и к Владимиру Ивановичу вопросов, наверняка, накопилось изрядно. Поэтому, чтобы не комкать нужный для дела разговор, отложим его на утро, на свежую и разумную голову — он сделал ударение на слове «разумную», и покосился в сторону Жарченко. — А теперь не мешало бы чайку с сухариками…

Главный инженер дождался наконец паузы в монологе Таркова и доложил:

— Звонил Дубовцев, просил срочно соединить с ним, как только вы приедете.

— Запускай свою рацию.

Район отозвался сразу, Дубовцев ждал на радиостанции.

— Что там у тебя приключилось? Говори медленно, не тарахти. А, черт! — Тарков долго переспрашивал, наконец понял, что ему говорил второй секретарь райкома. — Зачем вызывают? Бюро или что? Ну знаешь, Виталий Федорович, — разозлился Тарков, — так не делают! Запомни на будущее, когда в обком вызывают, то всегда объясняют по какому вопросу. Не стали говорить по телефону? Позвонил бы в отдел, выяснил. Не надо, утром я сам буду в райкоме. Собери все данные по итогам восьми месяцев. Ну, бывай!

Тарков посмотрел на Тургеева.

Три часа отдыха — и в дорогу. Хотя погоди! Тебе-то зачем? Тебя не вызывают. Поеду один. Но ты смотри! Пока буду в обкоме, горное управление должно быть в плане. Ежедневно! Сам знаешь, как там разговаривают, когда район в провале.

Совещание проходило в большом зале обкома партии. Открыл его сам Дальнов и вел в быстром, жестком темпе. Он не вышел к трибуне, а стоял за столом, опираясь на растопыренные пальцы широко расставленных рук. После короткого сообщения об итогах внеочередного Пленума ЦК партии и изменениях в руководстве Политбюро Дальнов помолчал, внимательно осмотрел колючим взглядом сидящих в зале первых секретарей райкомов и заведующих отделами обкома. Он знал, им не терпелось о многом расспросить, чтобы понять, почему этого не сделано было раньше… Но сейчас все сидели подавленные, сумрачно сосредоточенные, с застывшими лицами и терпеливо ждали. Ох это русское терпение! Дальнов ощутил атмосферу ожидания в зале, но в то же время он понимал невозможность проведения сейчас, без подготовки, широкой дискуссии по этому вопросу. И не потому, что того требовала сложившаяся практика работы в партийных органах, — умом он понимал всю ее вредность, — просто не мог он, не был готов ответить на многие неизбежные вопросы, которые и у него самого возникли, когда он сидел там, в зале заседаний…

— Нет вопросов? — глухо произнес Дальнов, и тут же продолжил с торопливостью, за которой боязнь, что кто-то все-таки решится их задать. — Тогда о наших делах.

Он коротко, рублеными фразами рассказал о том, как будет проходить обсуждение закрытого письма ЦК в первичных парторганизациях. В зале задвигались.

— Теперь о положении дел в области, — усилил голос Дальнов. — На одном прииске я услышал на днях поговорку: «Раньше мы брали золото, теперь его надо добывать». Удивительно точное определение сути новых условий работы золотодобывающей промышленности. Они требуют и иной системы организации нашего труда: и хозяйственного, я, в не меньшей степени, — партийного. Я знаю, кое-кто все еще мечтает о прежних дальстроевских порядках. Некоторым действительно было удобно работать в тех условиях; Все было сосредоточено в одних руках. Все подчинялось власти одного человека. Вы даже функции местных советских органов исполняли. Мы любим повторить: Дальстрой — комбинат особого назначения, он был рожден суровыми требованиями чрезвычайно трудного периода в историй нашей страны. Впрочем, при желании всему можно найти оправдание. Могла ли другая форма хозяйственной организации за такой короткий срок и в таких исключительно трудных условиях обеспечить создание в безлюдной тайге, на окраине страны развитой золотодобывающей, промышленности? Думаю, что нет, хотя предоставим историкам дать свое заключения.

Сегодня же мы должны понять другое — Дальстроя нет и возврата к нему не будет. Теперь здесь действует такая же система партийного и советского руководства экономикой, культурой, «идеальной жизнью, как и в центральных районах страны. Во главе этой системы стоим мы с вами. Пришло время незамедлительной перестройки прежде всего самих себя, своего отношения к делу, своего стиля руководства. Именно этим следовало в первую очередь заняться работникам обкома и райкомов партии, чего, к сожалению, не было сделано ни теми, ни другими.

Последствия известны всем. Добыча золота в области застыла на одном уровне, а в Тенькинском районе упорно снижается. Подобые симптомы проявляются и в некоторых других районах. Тревожно, но факт — главная отрасль хозяйства области стала сворачиваться. И это объяснимо, ведь условия работы и жизни людей в тайге мало чем изменились в лучшую сторону, хотя мы-то обещали перемены скорые, уже в первый год создания области! Обыватели ликуют: «Мы же говорили, не трогайте Дальстрой! Ишь, демократии захотели!». К сожалению, территориальные партийные и советские органы не смогли в полной мере проявить себя, как этого требовали известные вам решения ЦК.