Михаил Петров - За колымским перевалом

— Вы должны учесть обстановку, которая сложилась в те годы в области. Именно в этих условиях мы, партийные руководители, должны были и жить и работать. Во всяком случае, я ничем не выделялся на общем фоне.

— Зачем вы оправдываете себя обстоятельствами? У меня еще теплилась надежда, что у вас остались в душе, в сознании обычная добропорядочность и честность, я уж не говорю о партийной совести. Сейчас я окончательно понял, что вы…

Тарков вскочил, и, торопливо дергая замок на папке, воскликнул?

— Константин Игнатьевич! Я прошу… — Тарков наконец раскрыл папку, взял лежавший сверху лист бумаги и положил перед Дальновым. — Я знаю ваше мнение обо мне — вы поверили наговорам… Ваша неприязнь ко мне ничем не обоснована. Однако именно ее вы кладете в основу оценки моей деятельности.

— Вашей деятельности! — тонкое сухое лицо Даль-нова окаменело, в уголках рта прорезались жесткие складки. — А закрытые прииски по всей тайге? А катастрофическое сокращение добычи золота? А отвратительные жилищные, бытовые условия жизни двадцати тысяч человек, которые надеялись, что после создания района жить будут лучше и которые не дождались даже проблесков такого улучшения? — Дальнов резко поднялся, взял в руки лист бумаги, положенный на стол Тарковым, и помахал им перед собой. — Вы думаете, Сергей Валентинович, что я буду вас удерживать, уговаривать? Я же отлично понял по выражению вашего… усталого после ночных раздумий лица я тону вашему, что вы писали заявление не потому, что так подсказывала совесть коммуниста. Вы пошли ва-банк! — Он присел на стул, взял ручку и хотел написать резолюцию на заявлении Таркова. Задержал ручку в воздухе и сдержанным сердитым голосом закончил — По вашей вине, личной, мы слишком задолжали тенькинцам, которые терпеливо ждут от нас синицу в руки, а не журавля в небе. — Дальнов положил заявление Таркова в свою папку. — Я посоветуюсь с членами бюро, как нам поступить с вашей просьбой.

Кубашов не успел завернуть за угол, как его окликнули. Он оглянулся и увидел Дубовцева, только что вышедшего из подъезда, — они жили в одном доме. Второй секретарь был явно взволнован.

— Что-то случилось?

— Случилось! Только что звонили из обкома партии. На послезавтра назначен внеочередной пленум райкома.

— По какому вопросу? — Кубашов невольно остановился.

— Тарков от работы освобожден, — почему-то шепотом произнес Дубовцев.

— Кто освобожден? Тарков?! — слова Дубовцева не сразу дошли до его сознания. — Кем освобожден?

— Бюро обкома, естественно. Пойдемте в райком, я вам все расскажу по дороге.

Они поднялись на второй этаж, вошли в приемную. Дубовцев открыл дверь в кабинет Кленовой.

— Вы мне нужны, Вера Игнатьевна! Заходите.

Секретарь райкома, ведающий вопросами идеологической работы, вошла в кабинет, молча пожала руку Кубашова и вопросительно взглянула на Дубовцева, который сел за стол, но тут же вскочил.

— Вчера состоялось бюро обкома. Тарков освобожден от работы по собственному заявлению. Звонил Крылов из обкома.

— Ничего себе весточка! Вы можете рассказать толком? — нервно выкрикнула Кленова. От волнения на ее щеках выступили красные пятна.

— Я все сказал. Тарков подал заявление. Дальнов согласился. Послезавтра срочно собираем пленум райкома.

Кленова медленно опустилась на стул рядом с Кубашовым, потянулась рукой к пачке папирос, лежащей на столе. В кабинете установилась тишина. Случилось то, чего давно ждали, но случилось все же внезапно, и это выбило их из привычной жизненной колеи. У каждого возникла одна и та же мысль: «Кто будет первым?»

— Кто бы мог подумать! — воскликнул Дубовцев. Он не мог унять волнение и нервно сжимал и разжимал пальцы.

— Действительно, странно, — согласился Кубашов, занятый своими мыслями.

— Ах, как все это неожиданно! — красивое лицо Кленовой исказила злая усмешка. Она обошла приставной столик и встала за спиной Дубовцева. — Давайте хотя бы сейчас не будем кривить душой. Вы давно ждали этого часа, но сами боялись пальцем шевельнуть, чтобы ускорить события.

— Вы, вы! — запальчиво крикнул Дубовцев. — А вы сами?

— Я единственный человек в райкоме, — Лицо Кленовой стало надменным: — сейчас она презирала и Таркова, и этих обоих, и себя, — единственный человек, который не питает надежд на кресло первого. А будет ли им Дубовцев или Кубашов — колесо райкомовской жизни вряд ли покатится в обратную сторону.

…Весть о том, что Тарков освобожден от работы мгновенно облетела район. Толком никто ничего не знал, строились догадки, одна другой неправдоподобнее. Многие облегченно восклицали: «Наконец-то!»

Некоторые жалели и, как это часто бывает в таких случаях, особенно сокрушались те, кто еще вчера были смертельно обижены Тарковым и кляли его самыми последними словами. Никто не мог поверить лишь в то, что Тарков сам написал заявление.

Так же мгновенно разлетелся слух о том, что Тарков, вернувшись из Магадана, утром зашел в райком, обойдя все кабинеты, попрощался с аппаратом, оставил заявление с просьбой снять его с партийного учета в связи с выездом за пределы района и к вечеру уехал с женой в аэропорт с двумя чемоданами и большим тюком.

В четверг утром Кубашов не выдержал и позвонил Дубовцеву:

— Говорил с обкомом? Выехали или нет? Кто?

— Хотел позвонить, да счел неудобным. Значит, ты считаешь…

— Я считаю, — перебил Кубашов, — вам, секретарям райкома, положено знать, в какое время приедут к нам работники обкома и сколько их, чтобы решить, где будем размещать.

Кубашов несколько раз принимался за неотложные дела, но никак не мог сосредоточиться, внимание отвлекали мелочи. Он нервным жестом отодвинул бумаги, снял трубку, вызвал председателя поселкового Совета, но переговорить с ним не успел, так как замигал огонек селектора — звонил Дубовцев. Говорил он тихо, и голос его звучал растерянно:

— Выехали.

— Кто?

— Сам Дальнов едет, — Дубовцев замолчал. Кубашов слышал в трубку его прерывистое дыхание. — С ним Крылов и… Смелеков.

— Смелеков? — переспросил Кубашов, перебирая в памяти все знакомые фамилии. — Кто такой?

— Инструктор промышленного отдела обкома.

— Та-а-ак! — протянул Кубашов. Надежда, которая, как ни пытался он ее притушить, слабой искрой теплилась в уголке сознания, теперь исчезла окончательно.

— Будем начинать, Константин Игнатьевич? — спросил Дубовцев. Дальнов кивнул головой. Дубовцев положил на стол папку, раскрыл ее.

Вслед за процедурой открытия внеочередного пленума начались выборы президиума.

— Товарищи, на пленуме присутствует первый секретарь обкома партии Константин Игнатьевич Дальнов, а также член бюро, заведующий отделом парт-органов Крылов и, — Дубовцев прокашлялся и окончательно осипшим, Лаосом проговорил, — инструктор обкома товарищ Смелеков. Предлагаю их тоже избрать в президиум. Кто за данное предложение, прошу поднять руки. — Дубовцев достал из кармана платок, махнул по лбу. — Слово предоставляется Константину Игнатьевичу Дальнову.