Михаил Петров - За колымским перевалом

— Вы можете объяснить, что тут происходит?

Жарченко поднял шляпу с дороги, похлопал по колену, но не стал надевать. Волна необузданной ярости схлынула.

— Действительно, чертовщина какая-то. Я, кажется, мог свернуть ему шею.

— За что?

— Видели прутья на дороге? — нехотя проговорил директор. — Его работа, экспедитора.

— Вашего прииска?

— Объявился бы он у меня, — угрожающе процедил Жарченко. — В Стационарной Сангаталонской геологоразведочной партии работает.

Директор решительно направился к грузовику. Шофер испуганно юркнул в кабину, прихлопнул дверцу.

— Разворачивай! — приказал Жарченко. — Соберешь все, что разбросал на трассе.

— Вы-то чего хлопочете? — возмутился водитель. — У себя на прииске и командуйте.

Жарченко рванул дверцу, притянул шофера за ремень и тихо шепнул на ухо:

— Твое счастье, водило, что за моей спиной стоит первый секретарь райкома. Иначе другую частушку ты бы у меня спел! Крути назад, парень! — Махнул рукой в сторону лесочка — Твой экспедитор вон там, за бензозаправкой прячется, не забудь прихватить. — Грохнув дверцей, Жарченко вернулся к «Волге».

— Слушаю вас, Тихон Матвеевич. Или сразу на бюро?

Смелеков еле сдерживал гнев:

— Как же вы смеете управлять людьми, если не научились управлять собой?

— Значит, осуждаете? — директор прииска неприязненно смотрел с высоты своего громадного роста на приземистого, широкоплечего секретаря райкома.

— Видно, не зря вас, Петр Савельевич, Даворский в фельетоне «удельным князьком» назвал. Сильна в вас дальстроевская отрыжка. Вы на самом деле считаете, что на Колыме по-прежнему все можно тому, кто власть имеет.

Жарченко вскинул голову, глаза сверкнули — сдержать себя ему стоило большого труда.

— Дальстрой! Дальстрой! — бормотал директор, торопливо застегивая плащ. — Что вы знаете о Даль-строе? Я эту мразь десять лет ищу по тайге.

— Может быть, все-таки расскажете?

— Вы ко мне едете?

— Нет, к геологам.

— Это по пути. Тогда я сяду к вам в машину, доеду до прииска. Можно?

Смелеков распахнул заднюю дверцу. Жарченко усаживался долго и был удивлен, когда секретарь райкома сел сзади, рядом с ним.

— Рассказывайте, я жду.

Директор продолжал ворочаться.

— Я разденусь. Жарко.

Прижавшись грудью к краю переднего сиденья, долго смотрел то ли на затылок шофера, то ли на дорогу.

— Не знаю, с чего начать. Длинно получится. А я рассказчик никудышный.

— Ничего, времени у нас достаточно..

…В разгаре была необычно суровая даже для Колымы зима в начале войны. Жарченко после объезда участков возвращался на прииск. Он несколько раз больно ударялся головой то о переднее стекло, то о стойку боковой дверцы — не мог удержать голову, сонливость брала свое. «Хотя бы ночь одну надо отоспаться», — ; подумал Жарченко и решительно приказал себе: «Сегодня останешься на участке и с вечера завалишься в постель». С минуту он оторопело всматривался в ослепительно белую ленту дороги, запорошенную свежим снегом, на котором четко вырисовывался след легковой машины. «А черт! Выспался! — Жарченко широко, до боли в челюстях зевнул. — Опять кто-то из управления катит права качать».

— Ты видишь след машины? — спросил он сердито.

— А то как же! — удивился шофер.

— Чего молчишь? — взъярился Жарченко. — Чья машина?

— Из горного управления. По всему, главный бухгалтер — это на его машине задние колеса чужие.

— Только его на прииске и не хватало! Чует мое сердце, накрутит он мне месячный оклад в начет. Слушай, доедешь до развилки — сворачивай направо. Поедем к Бутурину.

Жарченко снова длинно зевнул и не успел закрыть рот, как впереди у «виллиса» (старенького, до предела заезженного в управлении, а недавно подаренного прииску) под мотором что-то грохнуло, машина резко крутанулась и ткнулась в кювет. Жарченко посмотрел в боковое окно и увидел сплошную белую стену. Было тихо. Он еще не мог сообразить, что случилось, хотел спросить шофера, но в это время увидел через переднее стекло автомобильное колесо, которое медленно прокатилось по снежной целине, оставляя после себя узорчатый след, и, описав спираль, упало на дорогу. Тут только Жарченко заметил, что капот машины наклонился вправо.

— Счастливчик вы, гражданин начальник, — глухо произнес шофер, открывая дверцу. — Если бы левое колесо отлетело, ого где бы мы с вами сейчас кувыркались!

Жарченко вылез вслед за шофером через ту же дверцу — правая была прижата сугробом. Подошел к краю дороги, заглянул вниз. На заснеженном склоне сопки, круто уходившем к речке, густо торчали пни, которые не могли задержать машину, зато уж помяли бы ее основательно.

— Ты прав, Евтеев, — пробормотал Жарченко. — Барахтаться бы нам сейчас в речке.

Шофер отбросил лопатой снег, присел на корточки.

— Баста! Отслужила Америка! — Он провел пальцем по шершавому излому передней оси. — Не выдержала колымских морозов.

Жарченко посмотрел вдоль дороги.

— Немножко не дотянул до поворота. Делать нечего, сиди здесь, а я двину на участок. Пришлю за тобой нашу родную выручалку — «ЗИС-5». Эх, Америка! — Жарченко злобно пнул ногой оставшееся переднее колесо. — Чтоб тебе…

Выспаться на участке не пришлось. Шахта стояла. Строительство деревянных эстакад для промывочных приборов остановилось: не было леса. Начальник недавно открытого на участке лагпункта тоже требовал пиломатериалов.

— И ты туда же! — удивился Жарченко, разглядывая молоденького лейтенанта с толстыми мясистыми губами на помятом лице, при первом взгляде на которое подумал: «Ну, паря, хватил ты вчера лишку!» — Говорят, ты мастерски в преферанс режешься?

— При чем тут преферанс? — запальчиво выкрикнул лейтенант, на сером лице его выступили розовые пятна. — Мне еще три барака строить надо. Новую зону пристраивать на ключе Надежда.

— Чего лопочешь, лейтенант? Какие бараки? Для кого?

— А то вы не знаете, что мне дают еще тысячу зэков.

— Разговор был, — поморщился Жарченко, — но я не думал, что так скоро. Уж не хотят ли в управлений новый прииск здесь открыть? Вот оперативность! С золотом еще не до конца ясно, а уже людей гонят.

Начальника участка Бутурина он нашел, как и ожидал, в шахте. Это была первая попытка добычи золотоносных песков из россыпи, глубоко зарывшейся в узком каньоне.

— Старайся, начальник, хорошо старайся, — Жарченко потряс крепкую мозолистую руку Бутурина. — Скоро прииском командовать будешь — магаданская главконтора тысячу заключенных добавляет в твой лагпункт. Это я виноват, проговорился на последнем активе горняков в Усть-Омчуге о россыпушке на ключе Надежда.

— Значит, правду мне пишут с материка — к войне дело идет. Теперь только успевай золото в казну подбрасывать.