Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

Несколько лет спустя, когда было произведено еще много операций под наркозом, уже ушедший в отставку пожилой хирург собрался с мыслями и задумал осуществить мечту своей жизни – операцию без боли. Вновь собравшейся аудитории в освещенном амфитеатре, который стал называться эфирным куполом, он сказал:

Для оперативной хирургии началась новая эра. Хирургическое вмешательство на самых чувствительных участках тела теперь выполняется не только без привычных мучительных криков, но иногда в совершенного бесчувственном состоянии, а бывают случаи – и с выражением удовольствия со стороны пациента.

Кто мог бы вообразить, что нож, разрезающий нежную кожу лица, может вызвать ощущение неподдельного восторга? Что движение инструмента в наиболее деликатном месте организма – в мочевом пузыре – может сопровождаться приятным сном, а разгибание потерявших подвижность суставов – райскими видениями?

Если бы Амбруаз Паре, и Луи, и Дессо, и Чеселден, и Хантер, и Купер могли видеть то, чему мы ежедневно являемся свидетелями, они бы еще долго оставались среди нас и вновь совершали бы свои подвиги.

И с каким бы усердием современный хирург, готовый отказаться от своего скальпеля, снова вооружился бы им, чтобы еще раз пройти свой профессиональный путь под новым покровительством.

Как филантропы, мы можем радоваться тому, что у нас есть посредник, хотя и невесомый, который является столь драгоценным подарком для бедного страдающего человечества.

Неудержимый и свободный, как божественный солнечный свет, он явился, чтобы подбодрить и порадовать землю; ему будут благодарны и сегодняшнее, и все грядущие поколения. Во все времена студент из любой далекой страны, явившись сюда, будет с особым интересом разглядывать это место, вспоминая о том, что именно здесь была впервые открыта одна из самых блистательных истин науки.

В течение нескольких недель после успешно проведенной демонстрации Мортон продолжал скрывать природу своего изобретения. Исполнившись энтузиазма на волне признания со стороны корифеев больницы, он по-прежнему фокусировался на получении патентов, увеличении прибыли и выходе на мировой рынок. По оценкам его биографа Натана П. Райса, доля Мортона от продажи исключительных прав на использование газа только в Америке составила более трехсот пятидесяти тысяч долларов за четырнадцать лет действия патента. Письмо, написанное Уэллсом 19 октября, описывает его плановый подход (и является наглядным доказательством склонности молодого предпринимателя придумывать фиктивные факты и искажать события).

Но тут возникли две проблемы. Первая – вмешательство в спор Чарльза Т. Джексона, чей визит к Мортону 23 октября ознаменовал начало конфликта, который станет настолько ожесточенным и, в конце концов, таким грязным, что не закончится еще много лет после того, как оба конкурента будут уничтожены своей неослабевающей злобой. Суть дела состояла в том, что Джексон хотел получить свою часть успеха. Перед показательной операцией Гилберта Эббота Мортон обратился за консультацией к руководителю патентного бюро Р. Х. Эдди, который, как оказалось, был одним из самых преданных поклонников Джексона. Придя к выводу, что существует вероятность получить патент на эфир, Эдди начал убеждать Мортона выделить химику процент из будущей прибыли. Они пришли к соглашению, и 12 ноября патент за номером 4848 был выдан на двоих – Мортону и Джексону, при этом последний соглашался переуступить свои права в обмен на 10 процентов от прибыли, полученной в Америке; позже такой же патент они получили на продажи за рубежом.

Хотя Чарльз Томас Джексон к тому времени зарекомендовал себя как опытный и весьма уважаемый ученый, необходимо отметить и другую черту его характера, не зная о которой трудно понять вышеупомянутые и произошедшие в дальнейшем события. Джексон был эксцентричным чудаком, внутри которого зрело семя безумия, а к тому моменту оно начало расцветать пышным цветом. Окончив медицинский факультет Гарварда в 1829 году, он в течение двух лет стажировался в парижских больницах, одновременно занимаясь геологией и аналитической химией. На обратном пути из Франции он познакомился с Сэмюелем Ф. Б. Морсом и продемонстрировал ему электромагнит, который он вез с собой в Бостон. После внимательного изучения прибора Морсу пришла в голову идея, что посредством электричества можно передавать информацию на большие расстояния. Вернувшись домой, он начал серию экспериментов, кульминацией которых стало изобретение телеграфа. Чарльз Джексон не постеснялся присвоить часть славы себе.

И это не единственный пример его специфической склонности трансформировать простое предложение или случайное содействие в требование признать его автором какого-то научного достижения. Когда армейский хирург капитан Уильям Бомонт применил экспериментальный метод лечения огнестрельного ранения в живот минера-канадца французского происхождения, в результате которого у пациента образовался желудочный свищ, он посоветовал Джексону сделать химический анализ жидкости, вытекающей из пищеварительного тракта. Бомонт и его подопытный Алексис Св. Мартин находились в то время в Бостоне, и когда одаренный капитан должен был вместе с армией отправиться на запад, Джексон пытался предотвратить вынужденный отъезд Бомонта, чтобы у него была возможность провести собственные исследования. С целью придать своему обману флер научного проекта, он ловко заручился подписями двухсот конгрессменов под петицией, описывающей важность его экспериментов для Америки и человечества. Если бы военный секретарь не отклонил это ходатайство, Джексон мог бы претендовать на звание первого физиолога страны, которое сегодня принадлежит Уильяму Бомонту.

Совсем незадолго до этого, в том же самом 1846 году, Чарльз Джексон был участником конфликта с немецким химиком Кристианом Шенбейном по поводу изобретения пироксилина. Этот спор ему суждено было проиграть. Таким образом, Джексон выехал на арену сражения за авторство изобретения общего наркоза на видавшем виды боевом коне с уже испытанной в бою пикой наперевес. Тот факт, что его вышибли из седла во всех предыдущих турнирах, только увеличивал его страстную решимость победить на этот раз.

Вторая проблема Мортона была действительно серьезной: он не имел возможности сохранить в секрете состав своего газа. Добавление ароматических соединений к смеси не могло скрыть от врачей характерный запах, и хотя Мортон отрицал то, что активным ингредиентом был эфир, это задержало открытие истины лишь на короткое время. Кроме того, в приобретении патента Мортон рассчитывал на безоговорочную поддержку врачей центральной больницы Массачусетса и представителей стоматологического профессионального сообщества. Уоррен, по его словам, «узнав, что был выдан эксклюзивный патент, не мог обратиться с заявкой без разрешения собственника» и не имел права на дальнейшее использование агента до тех пор, пока патентные ограничения не будут сняты. После трехнедельного моратория Мортон неохотно согласился поделиться своим секретом с коллегами из больницы, при условии, что вся информация будет строго конфиденциальной. С первой ампутацией с использованием анестезии 7 ноября возобновилось применение эфира. Две недели спустя изобретатель встретился с двумя представителями больницы, Генри Джейкобом Бигелоу и Оливером Венделлом Холмсом, и присвоил серному эфиру название «Летеон», пытаясь сохранить некое подобие тайны. Слово было заимствовано по предложению Холмса из сочинения Вергилия, который, как отмечалось ранее, применил его в описании глубокого сна, вызванного слезами мака.