Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

— Вы говорите на нашем языке? — язвительно поинтересовался он и нехорошо усмехнулся.

— Говорю немного, — ответила она.

— Не скажете, куда едете?

— В Башу.

— Христианская деревня, — с насмешкой произнес майор и сплюнул, чуть не попав ей на ботинки. — В последнее время от вас, христиан, одни только беды.

— Я слышала, что беда приключилась как раз с ними.

— Никакой разницы, — ответил он. — Покой нарушен. Зачем вы едете в Башу?

— Там живет мой народ, — просто ответила она.

— Это не ваш народ. Вы иноземка. А они пошли у вас на поводу. Они отказываются платить налоги.

— Они законопослушны, хотя и не платят храмовую подать.

— Они следуют иноземным законам. Вы понимаете, что сейчас опасно путешествовать в одиночку? С женщиной всякое может случиться.

— Я уверена, что такие солдаты, как вы, способны защитить честных людей, которые едут по своим делам.

— Я со своим отрядом возвращаюсь в Шишань. На протяжении последних нескольких недель мы пытались восстановить в христианских деревнях мир. Теперь едем домой. Можете поехать с нами. Вы будете под нашей защитой.

— Мне надо в Башу.

— Настоятельно советую вам одуматься.

— Я исполняю свой долг.

— А я свой уже исполнил. Я уже предупредил вас о смертельной опасности.

— Майор, кого мне бояться в Башу?

Он холодно на нее посмотрел и повернулся на каблуках.

— Майор, кого мне бояться в Башу? — крикнула она ему в спину.

Он кинул на нее взгляд через плечо:

— Я вас предупредил и теперь снимаю с себя всю ответственность за то, что с вами может случиться.

Он что-то рявкнул солдатам, которые тут же принялись седлать коней. Сержант подвел к нему серую лошадь, и майор, взлетев в седло, тронулся с места, возглавив процессию. Скоро отряд исчез из виду, оставив после себя столб пыли.

Теперь, когда она лежала в доме пастора Джона, на ум снова пришли слова майора: «Я вас предупредил и теперь снимаю с себя всю ответственность за то, что с вами может случиться». О чем же он ее предупредил?

Сестре Елене показалось, что стоило ей смежить веки, как она тут же была разбужена кукареканьем петухов и возней семейства пастора Джона. Пастор с женой и дочерьми уже встал. Утро как утро. Но в ушах по-прежнему звучал голос майора: «Я вас предупредил и теперь снимаю с себя всю ответственность за то, что с вами может случиться ».

Элен с решительным выражением лица сидела на прибранной постели. Девушка уже успела одеться и открыть ставни. Яркие лучи утреннего солнца заливали просторную комнату. Нелли, прислонившись к двери, заметила, что Элен упаковала свои вещи в три чемодана, которые теперь стояли в ряд у опустевшего шкафа. На белых стенах висели в рамках картины с пейзажами Шотландии, придавая комнате праздничный, радостный вид. Однако сейчас Аиртонам и Элен было не до веселья.

— Почему ты встала с постели? — тихо спросил доктор, усаживаясь напротив Элен.

— Я передумала, — ответила девушка. — Я желаю, чтобы вы мне заплатили жалованье и… и дали морфий, который вы обещали мне вчера вечером. Я немедленно уезжаю.

— Разве я обещал тебе морфий? — спросил доктор, пропустив мимо ушей последнюю фразу Элен.

Глаза девушки расширились. Она нахмурилась так, что все лицо сморщилось. Сейчас как никогда Элен напоминала Нелли оскалившуюся лисицу:

— Обещали! Сами знаете, что обещали! — пронзительно вскрикнула она не своим голосом. — Мне нужен морфий. Уже прошло двенадцать часов. С вечера. Вы обещали, что придете утром.

— Я и пришел, голубушка, — ответил Аиртон.

Элен перевела подозрительный взгляд с доктора на Нелли, а потом на сервант:

— Где он? Где поднос? Вчера вечером вы приносили поднос. Где он?

Аиртон бесстрастно посмотрел на девушку. Только что она была сама невозмутимость. Теперь ее била дрожь, а костяшки дрожащих пальцев были белее стеганого покрывала, в которое вцепилась Элен.

— Умоляю, доктор, не мучайте меня. Дайте мне дозу. Хотя бы одну ампулу. — В глазах неожиданно сверкнула надежда. — Или трубку. Трубку с опиумом. Вы ее забрали у меня из стола. Она моя. Моя, доктор. Прошу вас, верните ее мне. Вы не имеете права отбирать у меня мои вещи. Миссис Аиртон, — умоляющий взгляд девушки метнулся к Нелли, стоявшей у двери. — Пожалуйста, скажите своему мужу, чтобы он дал мне морфий. Или трубку. Умоляю.

— Думаю, тебе лучше лечь в постель, — сказала Нелли.

— Послушайте, я сделала, что вы просили. Утром я повидалась с отцом. — Элен говорила запинаясь, выдавливая из себя слово за словом. На лбу выступили капельки пота. — Я позволила вам привести его сюда, сама легла в постель и притворилась, что у меня грипп. Я соврала, как вы и просили. Я сделала, как обещала. А теперь ваш черед сдержать слово. Дайте мне морфий. Мы же договорились. Дайте морфий, и я уеду отсюда, и больше вы меня никогда не увидите. Мы так договаривались! — неожиданно закричала она. — Мы так договаривались!

Аиртон попытался взять ее за руки, но она резко вывернулась и, перекатившись по кровати, очутилась с другой стороны. Тяжело дыша, она вскочила на ноги.

— Я расскажу отцу правду, — прошипела она. — Я скажу, что вы держите меня против своей воли. Что это вы мне стали давать морфий. Я скажу… скажу…

Девушка рванулась к двери и, оттолкнув в сторону Нелли, взялась за ручку, но супруга Аиртона крепко обхватила Элен руками. Аиртон вцепился девушке в ноги, которыми она пыталась отчаянно брыкаться. Вбежала поджидавшая за дверью сестра Катерина и тут же бросилась помогать Нелли. С удивительной легкостью они втроем оттащили вырывающуюся, царапающуюся девушку от двери и уложили ее на кровать. Пока женщины ее держали, доктор Аиртон, тяжело дыша от усилий, вытащил из кармана заранее приготовленные веревки, не без труда поймал мелькавшие в воздухе руки девушки и привязал ее за кисти к спинке кровати. Потом, стащив с Элен башмаки, он проделал то же самое с ногами. Наконец все было кончено. Борьба измотала всех, включая Элен, поэтому некоторое время тишину прерывали лишь всхлипы и прерывистое дыхание.

По румяной щеке Катерины сбежала слезинка, однако на лицах Аиртона и Нелли застыло выражение мрачной решимости. Спутанные рыжие волосы Элен ниспадали ей на лицо; широко открыв изумленные глаза, она смотрела на своих мучителей взглядом затравленного животного.

— Значит, так, дорогуша, больше ты от меня морфия не получишь, — не терпящим возражений голосом произнес доктор. — Давеча вечером я говорил о другом. Я обещал, что ты поправишься. И я сдержу свое слово.

Нелли увидела, как лицо девушки исказилось от ужаса, и почувствовала, как дернулась щека. Неимоверным усилием воли ей удалось сохранить бесстрастный вид. Для этого ей пришлось отвернуться, но все же она услышала донесшийся с постели тихий жалобный голосок: