Анджей Иконников-Галицкий - Литерный А. Спектакль в императорском поезде

Итак,

Завязка действия

К августу семнадцатого года идея военной диктатуры созревает во многих умах. Только он, русский Бонапарт (роль, заметьте, специальная — для сумасшедшего), может остановить разложение армии и спасти Россию — вздыбить над пропастью, пришпорить, помчать вперёд, в сияние победы. Проблема в одном: Бонапарта нет. После примерки Наполеонова сюртука на Брусилова и прочих Керенский с Савинковым выбирают Корнилова. Выбор хорош, хотя, впрочем, неизбежен: Корнилов — единственный из генералов русской армии, годный в вожди. На нём — харизма.

И правда, в Корнилове проблескивала искра гениальности или безумства. Все остальные генералы — люди как люди, а он… Шпионские авантюры и отважные экспедиции его молодости, борьба с армейским воровством и кумовством, которой он предавался в зрелые годы (в ущерб карьере, между прочим) — кто из действующих военачальников русской армии мог похвастаться таким прошлым? То, что до революции было худо и тянуло вниз, теперь обращалось во благо и поднимало ввысь. И происхождение — неясное, но народное, из вольных степей Семиречья. И вечные конфликты с начальством — не было у Корнилова начальника, с которым он не поссорился бы; это у нас любят, народ ценит. Плюс обаяние, привлекавшее к нему сердца подчинённых. Плюс безусловная храбрость, умение не прятаться от опасности, а идти на неё прямо в лоб. Плюс ещё знание множества языков — прямой признак гения. Ну и конечно, самое главное: подвиг. Побег из плена.

Тут, правда, приходится указать и на оборотную особенность этого незаурядного человека. Все его героические полёты заканчивались падениями; все подвиги оборачивались в той или иной степени неудачами. В Бонапарты генерал Корнилов не годился хотя бы потому, что ни разу не одержал ни одной военной победы. Вот и главное его деяние, источник славы — побег из плена: конечно, подвиг, о коем можно писать газетные статьи и поэмы. Однако же этому подвигу предшествовало попадание в плен вместе с остатками разгромленной дивизии. И не важно, кто виновен был в разгроме, Корнилов или вышестоящее начальство, но победой это никак не назовёшь.

Близкое будущее покажет, что Керенский и Савинков — такие же патологические неудачники, только не обладающие чистотой и ясностью корниловского характера. Вот эти трое и есть триумвират, цель которого — спасение России.

Причём каждый из трёх уверен, что он в триумвирате главный. Должен сыграть решающую роль.

Таков основной конфликт пьесы. Теперь

Фабула

Керенский назначает Корнилова Верховным главнокомандующим, а Савинкова — управляющим Военным министерством. Все трое демонстрируют полное взаимопонимание и согласие. Внешний враг будет побеждён, но для этого нужно достичь общенародного единства и победить врага внутреннего (обвинённых в шпионаже большевиков).

Убеждённый в своём лидерстве, Керенский созывает в Москве Государственное совещание — форум всех политических сил страны — и не приглашает туда ни Савинкова, ни Корнилова. Не менее убеждённый в значимости своей миссии Корнилов всё же едет из Ставки на совещание, не глядя на кислую мину Керенского. В Москве его встречают как мессию. В Большом театре (совещание для вящей театральности проходит там) ему устраивают овацию; офицеры носят его на руках — в прямом смысле: неудобно и несколько смешно, но весьма убедительно. Тут же происходят какие-то коридорные разговоры между Корниловым и битыми политиками: Милюковым, Родзянко… Корнилов воспринимает эти беседы как поддержку. Керенский скрежещет зубами, понимая, что отодвинут на второй план; он закатывает истерики на трибуне, а в сердце своём взращивает семена неприязни к Корнилову. Проще сказать — начинает бояться его. Надо заметить, что Керенский — человек, способный действовать только под влиянием испуга: чем сильнее испуг, тем отважнее и непредсказуемее действие.

Не успевают отгреметь аплодисменты Государственного совещания, как немцы начинают наступление на Ригу и в три дня берут её (21 августа). Причина понятна: русские войска митингуют; половина, помитинговав, уходит с фронта, обрекая на бедственное отступление своих более стойких соседей. Ещё немного — и немцам откроется путь на Псков и Петроград. Корнилов во всём винит Советы и приходит к убеждению, что нужно немедленно действовать: раздавить Советы в их злосчастном гнезде, в Петрограде. Его поддерживает Савинков, который даже специально совершает визит в Ставку (22 августа), чтобы обговорить с Корниловым политическую сторону операции.

Уверенный в том, что действует в согласии с другими триумвирами, Корнилов отправляет на Петроград наиболее надёжные войска, из коих на скорую руку сколочена Отдельная петроградская армия. Основу группировки составляет 3-й конный корпус; общее командование возложено на генерал-лейтенанта Крымова. Идейным обоснованием наступления на собственную столицу является известие о якобы намеченном на конец августа мятеже большевиков (в корниловском словаре большевик — синоним шпиона). Сведения получены от офицеров из круга генерала Алексеева. Тот же источник сообщает (это уже секретно, не для опубликования), что в Питере против Советов готовы выступить офицеры и юнкера, что они только ждут подхода надёжных войск с фронта, и что тайно руководит ими генерал Алексеев.

На четвёртый день после падения Риги, 25 августа, эшелоны Крымова начинают движение к Петрограду.

В это самое время в Ставке появляется неожиданный гость: некто Владимир Львов. Этот — ни чёрту кочерга ни Богу свечка: пробыл четыре месяца в должности обер-прокурора Святейшего синода, поссорился со всеми, в том числе и с Керенским; оказался не у дел. Зачем приехал в Могилёв — неизвестно; что наговорил Корнилову — непонятно. Однако Корнилов вдруг увидел дело так, что Львов — полномочный посланник из Петрограда и что он привёз санкцию на провозглашение его, Корнилова, диктатуры. Из Могилёва Львов мчится в Питер, вечером 26 августа влетает в Зимний дворец, прямо в кабинет Керенского (бывший кабинет императрицы) и что-то говорит министру-председателю. Что — неизвестно опять же, но у Керенского не остаётся сомнений: Корнилов идёт, чтобы свергнуть его, Керенского, арестовать и, быть может, повесить. Далее Керенский экстренно созывает министров, а пока они слоняются по углам Малахитового зала Зимнего дворца, в кабинете происходит разговор по прямому проводу с Корниловым. Это разговор глухого со слепым: один (Керенский) слышит только то, что даёт ему услышать его панический испуг, другой (Корнилов) не видит окружающей его реальности и думает, что говорит с нормальным человеком. В результате пяти минут иносказаний и недомолвок Корнилов укрепляется в уверенности, что Керенский готов передать ему всю полноту диктаторской власти; Керенский же бесповоротно убеждён: Корнилов точит нож на него, Керенского, и на всю демократию.