Анджей Иконников-Галицкий - Литерный А. Спектакль в императорском поезде

Алексеев. Да, хотелось, конечно хотелось. Всякому толковому офицеру хочется стать генералом и каждому генералу — Верховным главнокомандующим. Как это мучительно — быть вечно вторым. Государь император! Что государь император?.. Упрямый, скрытный, ненужный человек. Я, я, а не он, управлял войсками, ощущал их движения как свои, проникал во все клетки военного организма. Многажды, склоняясь над картами рядом с государем, я даже чувствовал в руках дрожь правления и в гортани трепыхание, предшествующее изречению властного приказа. Тогда, двадцать восьмого февраля, во вторник, мне виделись ясно фигуры на шахматной доске, и ходы были просчитаны вперёд. Мне казалось… Не станет Николая… непривычно, конечно… но и ладно. Сколько можно сохнуть в его тени! Новые куклы у власти — кто бы они ни были, великий ли князь, Родзянко ли, Гучков — ничего не смогут без меня. И вся Россия… Тут было даже какое-то вдохновение… Странное слово в устах фельдфебельского сына, не так ли?

Офицер. Да, ваше высокопревосходительство, приятно и страшно вместе. Вы — поэт. Итак, во всём виноваты неправильно сложившиеся обстоятельства. Вы ещё напомните мне, что были больны…

Алексеев. Болен был, болен. Я и сейчас нездоров, и знаешь ли ты, капитан, скольких трудов и мук стоит мне держать себя бодрым перед Ставкой, перед штабом, перед всем миром? А тогда, неделю без сна, с температурой под сорок…

Офицер. Что это вы, господин генерал от инфантерии, оправдываетесь передо мной? Передо мной не надо оправдываться. Я не судья, я только свидетель. Дело не в этом, а в том, что своего вы добились. Вот — вещественное доказательство. (Указывает на телеграфную ленту.) «Поздравляем с утверждением в должности». С сего момента под вашим командованием армия в семь миллионов человек. Куда там Наполеону, Цезарю и даже Чингисхану!

Аппарат Юза начинает выстукивать депешу. Двойник поворачивается к аппарату лицом, к нам спиной — и снова превращается в офицера-связиста.

Офицер связи. Ваше высокопревосходительство! Телеграмма главкаварма Юденича. «В артиллерии, в войсковых обозах и транспортах некомплект лошадей, некоторые батареи не могут быть передвинуты… Обозы некоторых частей, вследствие сильного падёжа лошадей, приведены в полное расстройство… В существующих транспортах выведено из строя от четверти до половины повозок… В запасах интендантства совершенно нет сапог, белья, летнего обмундирования. Необходимо экстренно выслать полмиллиона пар сапог, шестьсот тысяч комплектов летнего обмундирования и миллион комплектов белья…»

Адъютант (в дверях). Разрешите, ваше высокопревосходительство! Срочное донесение. «Сегодня около одиннадцати часов комкор-26 генерал Миллер вышел к прибывшим ротам пополнения и потребовал снятия красных бантов как не установленных формой одежды. Это вызвало неудовольствие, перешедшее в бунт, и вслед за сим толпа арестовала генерала Миллера и отвела на гауптвахту. Приказал немедленно его освободить, во временное командование корпусом вступить начдиву-78, которому назначить сейчас же следствие. Наштарм-9 Келчевский».

Алексеев. Давайте сюда… Что ещё там у вас?

Адъютант. Ещё, ваше высокопревосходительство, от генерала Сахарова: «Ходатайствую о безотлагательном принятии мер со стороны правительства, так как у развенчанной власти командного состава армии нет сил справиться с солдатскою вооруженною толпой».

Офицер связи. Телеграмма от генерала Лечицкого: «…Для устройства наступательного плацдарма были назначены четыре роты четырнадцатого полка. Узнав, какую работу они будут вести, стрелки отказались приступить к работе, объясняя свой отказ тем, что окопы выносятся вперед для наступления и что наступать они не могут… После долгих убеждений выборных приступить к работе согласилась одна лишь рота; при вторичном собрании выборных выяснилось, что стрелки не верят не только своим офицерам, но и выборным…»

Адъютант. Донесение командарма-6 Цурикова: «…Некоторые люди частей сто шестьдесят третьей пехотной дивизии проявили признаки своеволия, выразившиеся в насильственном овладении вином и захвате скота у помещиков… Во главе стал агитатор подпоручик Филиппов, привлекший на свою сторону солдат, призывая: 1) к недоверию солдат к офицерам; 2) к скорейшему заключению мира “во что бы ни стало”; 3) к недоверию Совету солдатских и рабочих депутатов, а также Временному правительству и 4) сохранить винтовки и беречь патроны, “которые пригодятся в тылу”. Приказу о расформировании дивизии и возвращении в части подчиниться отказались. Приезд представителей армейского комитета дела не поправил… Были арестованы шестьсот пятидесятого Тотемского полка командир и офицеры, причем двум из них нанесено оскорбление действием».

Офицер связи. От генерала Щербачёва: «Солдаты некоторых полков сто шестьдесят третьей дивизии начали производить в окрестностях Кагула бесчинства.

Возбужденная толпа солдат шестьсот пятидесятого полка арестовала командира полка и семь офицеров, сорвала с них погоны, причем одному из них, штабс-капитану Мырзе, нанесла несколько ударов по лицу, а другого, подпоручика Улитко, жестоко избили и оставили на дороге лежащим без сознания. В тринадцать часов командир полка полковым комитетом был из-под ареста освобождён, прочие же офицеры оставлены под арестом как заложники. Полковой комитет постановил, что полк никуда не пойдет».

Пока телеграфист читает, вагон погружается во тьму. Высвечивается перрон, станционное здание и надпись: «Станцш Самодуровка Юго-Восточной ж. д.». Из-за угла выбегает, как будто спасаясь от кого то, человек в форме железнодорожника.

Железнодорожник Дорохов (на бегу, размахивая руками и озираясь, выкрикивает). Начальник станции Дорохов… Министру путей сообщения… (Останавливается. Далее плачущим голосом.) Ехали пятнадцать теплушек отпускных солдат, которые по остановке поезда окружили меня и под угрозой смерти требовали немедленно отправить далее… Требовали отцепить паровоз от почтового и прицепить вторым к их поезду, на моё разъяснение, что нельзя оставить без паровоза почтовый поезд, угрожали расправиться со мной… Большое число отпускных пьяные… Солдаты ухватили меня к паровозу поезда номер двадцать восемь и, угрожая машинисту бросить его в топку, если он не повезёт их быстрее… (Из-за угла выскакивают солдаты, один в фуражке, другой в папахе, хватают Дорохова и тащат куда-то. Он отбивается, кричит.) При таких обстоятельствах служба становится невозможной! жизнь в опасности! прошу оградить от могущего быть произвола! поезда с отпускными солдатами отправлять с усиленными патрулями…