Анджей Иконников-Галицкий - Литерный А. Спектакль в императорском поезде

Все трое скрываются в темноте.

Снова поезд.

В вагоне — совещание. Во главе стола — Алексеев, за его спиной адъютант, по сторонам стола — манекены в генеральской форме; на них таблички: Драгомиров, Гурко, Брусилов, Щербачёв, Деникин, Данилов, Духонин… В глубине — аппарат Юза, за которым замер, как тень, телеграфист. Чувствуется, что и солдаты — тот, что в папахе, и тот, что в фуражке — тоже где-то тут, во тьме за стенками вагона. Время от времени они появляются, вставляя свои реплики и мешая генералам вести совещание. Генералы их, однако, стараются не замечать.

Адъютант. Совещание главнокомандующих первого мая тысяча девятьсот семнадцатого года в Могилёве на Днепре. Открыто Верховным главнокомандующим в десять часов сорок минут.

Алексеев. Я пригласил вас, господа, чтобы… (Адъютанту.) Вы можете сесть, голубчик. (Участникам совещания.) Недавние беспорядки в Петрограде и вчерашние события — уход Гучкова — спутали наши планы. Представители Временного правительства срочно отбыли в Петроград. Вопрос о новом министре решится сегодня. От меня не скрывали, что отставка Гучкова может повлечь за собой ещё более крупные перемены… Итак, я пригласил вас, господа, сюда, чтобы поставить вопрос относительно нравственного состояния нашей армии и также «Декларации прав солдата», обсуждаемой сейчас в правительстве. Во-вторых, коснёмся материального обеспечения армии, и, в-третьих, разберём вопрос, какие требования предъявляют нам союзники. Четвёртый вопрос — перемещение командующих армий и увольнение других мало пригодных начальников. За всем этим — главное: когда мы сможем наступать. Прошу высказать ваше откровенное мнение. Первую роль будет играть Алексей Алексеевич: от него первого прошу ответа.

При этих словах манекен Брусилова оживает, встаёт и оказывается настоящим Брусиловым — гибким худощавым пожилым человеком с подвижной улыбчивой физиономией и седыми кавалерийскими усами.

Брусилов. Разрешите, Михаил Васильевич, теперь уже очно поздравить вас с назначением на высокий пост, которого вы заслуживаете. И приказ вышел как раз на Пасху. Это, несомненно, знак…

Алексеев (привстав). Благодарю, Алексей Алексеевич. Благодарю, господа.

Брусилов. Теперь по поставленному вопросу. Должен доложить, что в данное время наступать я не могу. Хоть у нас и снарядов достаточно, и авиационные средства хороши, и противника гораздо меньше, чем нас. Но наступать нельзя из-за отсутствия продовольственных запасов. Фуража нет — от голода лошади дохнут, в походную кухню запрягаем вместо одной четыре лошади. Если бы мы даже и не страдали отсутствием наступательного духа, то недостаток продовольствия, фуража, конского состава исключил бы возможность наступления.

Далее. На Пасху наступила сильная дезорганизация войск. Братания приняли повальный характер по всему фронту. Лейтмотив: «Будет мир без аннексий и контрибуций, так не для чего нам и кровь проливать». «Немец ничего себе, человек недурной, воевать не хочет, а виноваты во всём француз и англичанин».

Солдат в папахе (хихикая). Из русских полков ходили к немцам в гости, они их напоили пьяных, и они принесли их к нашим проволочным заграждениям и сказали: «Урусь, бери своих товарищей, они пьяны…»

Солдат в фуражке. Австрийцы все пьяные, встали на окопы и кричат: «Ура! Паны, паны, идите к нам». А наши звали их. Вообще, было весельство. Вышли наши и ихни на средину между окопов наших и ихних, австрийцы целуют наших и говорят: «Зачем мы воюем?»

Брусилов. Побывал я в одной части, в Восьмом Заамурском полку. Мне говорят: «Зачем теперь будем умирать? Дана свобода, обещана земля, зачем будем калечиться?» Я много говорил им о неправильности их взгляда, о необходимости для нас наступления. Мне не возражают, а только в ответ: «Разрешите принести резолюцию». Соглашаюсь. Приносят и ставят большой красный плакат: «Долой войну, мир во что бы то ни стало!» Хотели было они уйти с позиций — едва уговорил остаться.

Алексеев. Да-с. Пока не будет у нас твёрдой власти, которая не дрожит перед Советами, до тех пор…

Солдат в папахе (перебивает, обращаясь к генералам не по уставу, а как на митинге). Мы, страдальцы, три года на фронте! Знаемо, что на нашу долю выпало несчастье! Ну, войну нам навязали Николай Второй и Гришка Распутин и другие министры, а сейчас навязывают буржуи, которым война полезна. Ну, народ увесь войны не хочет, и обращаемся к вам с покорнейшей просьбой заключить мир в самом непродолжительном времени, чтобы нас в трудную минуту не поставить в тупик, как Николай Второй.

Брусилов. В настоящее время наша армия — не армия, а просто толпы солдат с одной стороны и офицеры с другой. Конечно, в будущем они сольются вместе, но теперь…

Алексеев. Настоящего офицерского состава у нас больше нет: доблестные полегли и искалечены, а малодушные устраиваются в тылу.

Брусилов. Именно так. Самое главное: их — толпу — обуял шкурный вопрос. Прежде чувство самосохранения подавлялось страхом суда и расстрела; теперь — нет. Солдаты ныне управляются лишь авторитетом Совета солдатских и рабочих депутатов, офицеры и начальники вообще для них не больше как буржуи, так как стоят за Временное правительство и против Совета. В будущем сольются, а пока…

Солдат в фуражке (вытаскивает из кармана сложенный вчетверо листок, читает). Город Петроград. В Совет рабочих и солдатских депутатов. Господа граждане, мы, страдальцы в окопах три года, обращаемся к вам с покорнейшей просьбой, как до своего правящего органа. Настаивайте на Временное правительство заключать мир. Потому что вам уже известно, что война усем надоела. А нам, страдальцам три зимы в окопах, тем более надоела, и если наша просьба не будет удовлетворена, то сейчас фронт открывают полками да дивизиями, ну, зимою откроем увесь фронт.

Брусилов. Я считаю, что наступивший порядок…

Алексеев: Порядок?

Брусилов. М-м… порядок… — хороший. (Алексеев снимает очки и смотрит пристально на Брусилова.) Я стою на стороне Временного правительства, но сознаю, что двоевластие, анархия, надвигающаяся на Россию, может погубить Россию. Каждая страна переживает такой кризис. Некоторые погибают. Но я верю, что Россия выйдет из создавшегося положения… Только ценою чего? Движение само остановиться не может, его остановить можно только ценою крови. Максимум её прольётся при демобилизации. Солдаты уже теперь говорят о возвращении их с войны с оружием для захвата земли…

Солдат в папахе. Да, у нас мысли такие, что уже в скором времени бросим всё на свете и начнём громить тыл. Мы найдём и депутатов, тех, которые только заседания производили по вопросам — таким, где… это… устроить театр, во сколько открыть, какие цены назначать за билеты. Мы всех их возьмём на кончики штыка, да ещё тех, кто во время какого-нибудь митинга кричит: «Война до победы!» Мы им дадим победу.