Д Кузиманза - Балкон во вчера и завтра [СИ]

— Вы рехнулись? В этой одежде вас видели убийцы.

— Да, но… — я замолчала.

Не могла же я сказать, что это чужие вещи. И, самое главное: а вдруг в них спрятано ещё что-то важное? Хороша я буду, если явится госпожа Шер и спросит, куда я подевала какие-нибудь драгоценности!

Я вспомнила, где прятал письма Крис, и спросила капитана:

— У вас есть нож?

Он молча подал мне небольшой кинжал. Я безжалостно распорола подкладку кафтана, потрясла его, и оттуда выпала узкая матерчатая лента, похожая на пояс для платья, но более тяжёлая. Я не знала, что в ней, но не стала выяснять это при Кастельморе: хозяйка тайника должна знать, что в нём. То же самое я проделала с юбкой, и тяжёлый подол оказался буквально нафарширован монетами, завёрнутыми в тряпочки — наверное, чтобы не звенели. Не обнаружив ничего в шляпе, всё это богатство я спрятала в карманы нижней юбки, только несколько монет положила в карман служанкиного платья. А свёрток с одеждой, оглядевшись, отнесла в самый тёмный угол чердака и затолкала за груду поломанных бочонков.

— Мы можем, наконец, идти? — насмешливо спросил Кастельмор.

Я поправила чепец, разгладила платье и сказала:

— Идёмте.

Но за дверью была не улица, а длинный, узкий коридор с несколькими некрашеными дверями.

— Это гостиница, и это комнаты слуг, — сказал Кастельмор. — Сейчас они внизу, но мало ли что придёт им в голову? Чёрная лестница — там!

Мы побежали по коридору в указанном направлении. От волнения и усталости сердце моё стучало громче моих шагов. Спустившись по лестнице на этаж ниже, Кастельмор остановился и замер, прислушиваясь. Я тоже. Но к стуку сердца добавился и противный шум в ушах: ко мне мог подъехать бульдозер, и я бы его не услышала.

Кастельмор показал жестом, что можно идти. Мы тихо двинулись дальше. Чёрный ход был открыт. Здесь дом отделяла от улицы только лёгкая рама с сеткой от мух, и я увидела, что солнце уже почти село. Кастельмор осторожно выглянул наружу. Я посмотрела через его плечо. От двери начиналась мощённая камнями дорожка. Она вела к невысокой дыре в живой изгороди.

— Будьте осторожны, — сказал Кастельмор. — Идите нормальным шагом, ни в коем случае не бегите. За изгородью не выпрямляйтесь, чтобы вас не было видно.

Всё удалось. По крайней мере никто не кричал, что заметил нас. За изгородью было что-то вроде лужайки перед парком. Пригнувшись, мы пробежали вправо, пока изгородь не свернула и не подошла вплотную к деревьям. Здесь дорожка кончилась, и началась песчаная тропа, которая извивалась среди лип, клёнов и дубов. Пару сотен метров мы по ней бежали: Кастельмор, за ним я. Затем тропинка раздвоилась: одна дорожка свернула направо, как сказал Кастельмор: «К оврагу и реке», другая — налево, по его же словам, к дороге.

— Идите по ней, — сказал он. — Дорога переходит в улицу и выведет вас к старому рынку.

Или он хотел сказать, к Старому рынку?

— А вы?

— А я через овраг и мост. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Ни во что не вмешивайтесь. Не пытайтесь разыскать меня. Если всё обойдётся, я сам вас найду.

Через просвет в изгороди я следила, как Кастельмор уверенно шагает по своей тропе, скрываясь в полумраке. Не то чтобы я не верила ему. Но кто я для Кастельмора, чтобы он меня спасал? А вот виконт, граф и те двое, что прячутся в доме Шеров, явно его друзья, и он попытается их спасти. А заодно и нас: меня, Андре и Мориса…

Я вздрогнула. Не от мыслей. Из-за ближайших кустов выглянули две головы. Они тоже смотрели вслед Кастельмору. Ещё убийцы? Или простые шпионы? Дрожа от волнения и страха, я достала перчатку со львом. Надежда на неё слабая, но совсем ничего не делать я не могла — вдруг спасусь?

«Стойте, капитан! — хотелось крикнуть мне. — За вами следят!» Но он приказал ни во что не вмешиваться. Я и не вмешалась, он скрылся в парке, а два человека пошли за ним. Сжимая в руках перчатку, словно спасательный круг, я проводила их взглядом.

И в этот момент перчатка зажужжала. Я чуть не уронила её. Потом поняла, что жужжал лев. Пожужжал десяток секунд и замолчал. Что это значит?

В который раз, хотя безнадёжно, хотела щёлкнуть по артефакту.

Но не сделала этого.

Мне вдруг пришло в голову, что я могу перенестись домой, на балкон. Ну, то есть, артефакт (или не артефакт, мне всё равно) опять заработает.

Да, я избавлюсь от здешних неприятностей, буду далеко и от друзей Шеров, и от их недоброжелателей. Но раз есть два таких артефакта… единорог на балконе — второй… то их может быть и десяток, и тысяча? Что я знаю? Ну, удеру я отсюда. А завтра или через месяц — да хоть через год, хорошего мало — ко мне на балкон прибудет госпожа Шер и спросит, по какому праву я сначала вмешалась в интригу, впустила в её дом подозрительных людей, а потом сбежала, прихватив одежду, деньги и документы? И ей будет плевать, что я не знаю, куда девается одежда, когда я перемещаюсь?!

А Андре, Морис или Крис станут меня разыскивать, попадут в ещё большие неприятности, так что потом на балконе появится капитан Кастельмор со своими пистолетами и шпагой, чтобы расправиться со мной, как с презренной шпионкой.

Такие предположения кого угодно заставили бы призадуматься…

Нет, нужно вернуться в дом Шеров и сказать Крису и компании, чтобы сидели тихо, как мыши под веником. Оставлю им деньги и вещи госпожи Шер. И тогда уже буду пытаться воздействовать на артефакт.

Но думать мудрые думы было некогда: быстро наступала темнота, а мне ещё нужно было пройти по этому парку до улицы. Ведь мне ещё неизвестно, какие личности бродят здесь по улицам в темноте!

Со всех ног я припустила по дорожке налево. Старалась идти шагом, чтобы не привлекать внимания, но всё время ускорялась и ускорялась: для быстрого хождения и бега жалкая юбчонка служанки была в самый раз. Стало совсем темно, а впереди светились огни, и притягивали меня, как лампа бабочку. Там был город, там были разные люди, а не только шпионы и убийцы «важных особ». Другое дело, что я, скорее всего, забрела очень далеко от дома Шеров.

Парковая дорожка перешла в тёмный переулок, и вдруг я выскочила из тёмноты на освещённую улицу возле строения, похожего на беседку. Внутри сидели и покуривали несколько человек в одинаковых синих костюмах, а рядом на земле стояли странные конструкции, похожие на маленькие закрытые телефонные кабинки, к которым спереди и сзади были приделаны ручки, как у носилок. Они мне что-то напомнили, что-то, что сейчас важно. И я остановилась.

— Чего пялишься, цыганочка? — спросил меня один из сидящих в беседке, а остальные усмехнулись.

Но тут к ним подошёл пожилой человек в бархатной одежде и берете, и они тут же перестали смеяться. Пожилой мотнул головой и сказал:

— Портшез! К Мосту Цветочниц!