Дмитрий Пучков - «Рим». Мир сериала

Д. Пучков:Или нубийка.

К. Жуков:Или нубийка, да. Опасно – можно было каким-нибудь…

Д. Пучков:Шистосоматозом, да? Намотать…

К. Жуков:Шистосоматозом, да, особо свирепым, с озера Виктория, потом ссать червяками неделю – кому это надо? Поэтому в Риме их было, скорее всего, немного, и какого-то особого отношения к ним быть не могло. Ну разве что как к экзотике: вот у всех какие-нибудь арабы, а тут – о-о, необычненько!

Д. Пучков:Мне сведущий товарищ говорил, что африканско-азиатские рабы, например сирийцы и греки, не в чести были, потому что все чудовищно хитрые, а вот с севера какие-нибудь германцы – тупые, честные, здоровые – вот это хорошие рабы.

Не засорялась ли древнеримская канализация от скинутого туда человеческого трупа?

К. Жуков:Это же река, как может река засориться? Она может только пересохнуть, если будет какая-нибудь засуха. А так река от трупа засориться не может.

В эпизоде, где Ворен разбивает статую богини, один из бандитов скидывает молча крысу со стола. Как с таким отношением к гигиене у древних не бывало повальных эпидемий чумы, оспы, банального гриппа, которые косили людей в Средневековье?

К. Жуков:Это отношение к гигиене не у древних, а у сценариста, режиссера, художника-постановщика – они решили, что так будет выглядеть дико круто.

Д. Пучков:При советской власти я бывал в сельских домах, где в жилом помещении находились курицы, которые запрыгивали на стол, там срали и прекрасно себя чувствовали – и ничего, эпидемий я не видел.

К. Жуков:Я думаю, что это придумали.

Д. Пучков:Смотрится хорошо.

К. Жуков:Да, собственно, в данном случае от режиссера больше ничего и не требуют. «А ну давай сюда крысу!» Тут же реквизитор доставляет специально обученную крысу-столохода из профсоюза…

Д. Пучков:Вопрос на чисто бытовом уровне: в естественной обстановке они не бегают по столам…

К. Жуков:Они вас боятся.

Д. Пучков:Они по столам бегать будут, только когда людей нет.

К. Жуков:Ну если только домашняя спецобученная охамевшая крыса.

Д. Пучков:А зачем ее тогда сбрасывать?

К. Жуков:У нас в братском клубе военно-исторической реконструкции «Ратник» проживала крыса по имени Ганс, которая настолько была за своего, что однажды обожралась водки с пацанами и умерла похмельем. Все очень горевали, построили ей похоронный драккар, сплели кольчугу, сделали шлем Гъермундбю и сожгли, похоронили в кургане в Филевском лесопарке.

Д. Пучков:Со всеми надлежащими почестями, да? Как конунга.

К. Жуков:Да.

Что можно прочитать про толковых боевых евреев?

К. Жуков:«Иудейскую войну» Иосифа Флавия читайте – первейший источник.

Во второй филиппике Цицерон помимо прочего сентенциями типа «проспись и выдохни винные пары» или «пока ты в Нарбоне блевал на своих гостеприимцев» публично предъявляет Антонию за неумеренное потребление алкоголя. Понятно, что рупор вражеской пропаганды и все такое, тем не менее были ли основания для подобных обвинений?

К. Жуков:Бог его знает, мы щитов из кабака за Антонием не собирали, мы не в курсе.

Д. Пучков:Как он себя вел, тоже непонятно.

К. Жуков:Эти сведения мы черпаем у Цицерона, но это же не просто рупор вражеской пропаганды, а некий полемический продукт. Антоний мог сказать: «Ты что, больной что ли? Когда я блевал? Ну один раз блевал – да, было…»

Д. Пучков:И что?

К. Жуков:Это было один раз и давно, это не считается». Но, видимо, какие-то основания были – все-таки Антоний человек военный, серьезную часть жизни провел на боевой службе, а значит, вырвавшись на гражданку, как многие военные, он мог позволить себе лишнее, зная, что у него это на месяц, а потом он снова в строй, в шесть утра подъем, за подчиненными дерьмо выносить круглые сутки. А на гражданке он вел себя так, что Цицерон, будучи гражданским человеком, мог воскликнуть: «Ни хрена себе!»

Д. Пучков:При этом все по-разному себя ведут, когда выпьют. И пьют по-разному.

К. Жуков:Тем более Цицерон-то в армии не служил, на войне не был…

Д. Пучков:Ему было завидно плюс ко всему.

К. Жуков:Да, он не мог так отдыхать. А тут здоровый молодой растущий организм вырвался из легиона. Где в этой Галлии можно было по-человечески загулять? Там же ни культурной программы, ничего.

Д. Пучков:Вспоминаем начало первого сезона, когда Тит Пулло в Рим прибыл: баба раком и вино из кувшина!

К. Жуков:Ну, во-первых, Марк Антоний был старше по званию, чем Тит Пулло, и значительно богаче, он мог не одну бабу себе позволить, а пятнадцать. Во-вторых, все-таки, находясь в строю или даже на побывке в Нарбонне, куда деваться? Вокруг подчиненные, перед ними нельзя вот так разлагаться, а то они сами разложатся – и тебя из-за них шлепнут какие-нибудь галлы. Это опасно. А в Риме…

Д. Пучков:Сам бог велел.

К. Жуков:Там миллион человек, кто тебя увидит? Но Цицерон внимательно, гадина такая, следил.

Д. Пучков:Подсматривал.

К. Жуков:Где блевал, сколько раз, на кого.

Правда ли, что парфяне попавшего к ним в плен императора Валериана превратили в произведение таксидермического искусства, набив шкурку говном и соломой, как об этом пишет, например, Лактанций?

К. Жуков:Имеется в виду император Валериан I. Лактанций пишет, что Шапур I – шахиншах Ирана – его сначала яростно унижал, забирался с него на лошадь после битвы при Эдессе, которую из-за предательства римляне слили. Потом, когда наразвлекался, по свидетельству Лактанция, который писал, наверное, лет через… ну короче говоря, не сразу после битвы…

Д. Пучков:Ну как мы сейчас про Петра I, да?

К. Жуков:Нет-нет, там лет 40–50 прошло. Битва при Эдессе – это 260 год н. э., а Лактанций писал, если я не ошибаюсь, в конце III – начале IV века. А вот Марк Аврелий пишет совершенно иное: император скончался от полученных ран. И вообще неизвестно, долго ли он в плену прожил.

К. Жуков:Эта серия начинается с того, что Тимон, попавший в тенета религиозной пропаганды, сидит со своим братцем, накрывшись ковриком, в синагоге и что-то бубнит. У Тимона на редкость блаженное выражение лица – типа что ж я делал-то раньше? Вот тут-то, понимаешь, настоящие люди. Тем временем в Альпийской Галлии два легионера пытаются что-то есть, видимо беспонтовое. Через лес ломится бородатый Марк Антоний с оленем и говорит: «Вот, пацаны!»