Бернард Корнуэлл - Меч Королей

— И я видел твою смерть, господин, — заключил он.

Я понимал, как горько ему было это произносить.

— Мою смерть? — переспросил я.

— Я видел тебя, господин, на ячменном поле. Голым и залитым кровью, — он помедлил, но я молчал. — Нужно возвращаться домой, господин.

Меня раздирали сомнения. И видение Финана меня почти убедило. Я коснулся своего молота.

— Мы уже далеко зашли, — сказал я, — и мне нужно хотя бы поговорить с Эдгивой.

— Бога ради, зачем?

Вчера мы сидели в таверне, на скамье возле очага. Все вокруг храпели. Ветер стучал оконными ставнями и трепал камышовую крышу, дождь еще падал через дыру для дыма и шипел в огне, но буря уже ушла в море, ночь тревожили только ее отголоски.

— А затем, что я шёл сюда ради этого, — упрямо произнёс я.

— И предполагалось, что она соберет в Кенте войско?

— Так сказал мне священник.

— И она собрала?

Я вздохнул.

— Ты же знаешь ответ, как и я.

— Значит, завтра отправляемся вглубь страны? — спросил он. — Лошадей у нас нет. А если нас отрежут от гавани?

В ответ мне хотелось сказать, что я должен выполнить клятву, но Финан, конечно, был прав. Имелись и другие способы исполнить обещание Этельстану. Я мог бы присоединиться к нему в Мерсии, но вместо этого предпочёл поверить священнику, надеялся, что поведу на Этельхельма отряд восставших воинов Кента прямо из Уэссекса.

— Значит, я глупец, — заключил я вместо Финана. — Но завтра мы ищем Эдгиву.

Он услышал решимость в моих словах и принял ее.

— Удивительно, что способна сделать с мужчиной пара сладко пахнущих сисек, — сказал он. — Тебе нужно поспать.

Так что я поспал, а теперь стоял на окраине Фэфрешама, Эадрик пропал, а мой лучший друг чувствовал обречённость.

— Подождем до сумерек, — сказал я. — Если Эадрик не вернется, возвращаемся на Спирхафок.

— Слава Богу, — произнёс Финан. Не успел он перекреститься, как из-за изгороди появился Эадрик.

Он принёс каравай хлеба и ломоть сыра.

— Ты должен мне шиллинг, господин.

— Ты ходил в город?

— И он просто кишит мерзавцами, господин. Паршивые новости. Вчера прямо перед бурей подошли ещё шестьдесят человек. Все из Лундена, в дурацких красных плащах. И верхом. — Я выругался, а Финан перекрестился. — Леди Эдгива всё ещё в монастыре, господин, — продолжал Эдрик. — И они пока не пытались её вытащить. Понимаешь, вестей о смерти короля ещё нет. Шиллинг, господин.

Я дал ему два.

— Как ты всё это выяснил?

— Увидел священника! Отца Рэдвульфа, доброго человека. Знаешь, он меня благословил.

— Кем ты назвался?

— Ну конечно же, я сказал ему правду! Сказал, мы пытались спасти госпожу.

— И что он ответил?

— Что будет молиться за нас, господин.

Итак, с моими глупыми мечтами покончено, здесь, в сырой траве за колючей изгородью, реальность дала мне пинка. Город набит врагами, мы пришли слишком поздно, я проиграл.

— Ты был прав, — печально сказал я Финану.

— Господин, я ведь ирландец. Разумеется, я прав.

— Возвращаемся на Спирхафок, — сказал я. — Спалим три корабля Этельхельма в гавани и пойдём обратно на север.

Отец когда-то учил меня клясться пореже.

— Клятва свяжет тебя, мальчик, — говорил он. — И ты глуп. Ты рождён глупцом. Сначала прыгаешь, после думаешь. Хорошо подумай, прежде чем давать клятву.

И опять я оказался глупцом. Прав был Финан. И Сигтрюгр был прав, и Эдит, и мой отец. Нечего мне тут делать. С моей глупой затеей покончено.

Только всё оказалось не так.

Потому что появились всадники.

Тридцать шесть конных воинов, все в кольчугах и со щитами, половина с длинными копьями. Они появились с востока, объезжали маленькое размокшее пастбище, где за изгородью из терновника притаились мы. Мы их видели, а они нас пока ещё нет.

Первым порывом было вытащить из ножен Вздох змея, первой мыслью — наверное, люди Этельхельма заметили Эадрика и проследили за ним от города. Со второй мыслью пришло понимание, что щитов у нас мало. Пешие воины, у которых мало щитов, для всадников — просто мясо. Третья мысль — эти люди не носят красных плащей, а на их щитах нет скачущего оленя, эмблемы Этельхельма. На щитах виднелся какой-то зверь, но картинка стёрлась, и я не смог распознать тот знак.

А потом предводитель всадников заметил нас и поднял руку, призывая своих людей остановиться. Лошади повернули к нам, большие копыта вдрызг разбивали размокший дёрн.

— Что у них на щитах? — спросил я Финана.

— У некоторых — голова быка с окровавленными рогами, — ответил он. — На остальных — скрещенные мечи.

— Значит, это воины Кента, — с облегчением выдохнул я.

Но как только всадники увидели наши щиты с прыгающим оленем и тёмно-красные плащи, их мечи заскользили из ножен, они придержали коней и направили на нас копья.

— Бросай оружие! — крикнул я своим людям. — Бросайте эти щиты!

Большие кони тяжело поднимались по скользкому склону, блестели острия копий. Я пробежал несколько шагов навстречу и вонзил в дёрн Вздох змея.

— Мы не собираемся драться! — крикнул я подъезжающим всадникам. Я раскинул руки, показывая, что у меня нет ни оружия, ни щита.

Первый всадник осадил жеребца и поднял меч, останавливая своих. Лошади фыркали и скребли тяжёлыми копытами мокрое пастбище. Я пошёл по пологому склону, а предводитель кентцев направил коня ко мне. Остановившись, он ткнул в мою сторону острием меча.

— Ты сдаёшься, старик?

— Кто ты? — спросил я.

— Тот, кто прикончит тебя, если не сдашься.

Он взглянул на моих людей. Если бы не висевший на шее всадника серебряный крест и не символы на щитах его людей, я бы принял его за дана или норвежца. Из-под украшенного серебром шлема до пояса струились длинные чёрные волосы. Отполированная кольчуга блестела, седло и сбрую усыпали серебряные звёздочки. Высокие сапоги, забрызганные грязью, были из тончайшей кожи и с длинными серебряными шпорами. На крестовине меча, который всадник по-прежнему направлял в меня — изящные золотые узоры.

— Ну, сдаёшься или умираешь? — повторил он.

— Я спросил, кто ты, — резко ответил я.

Он смотрел на меня как на кусок дерьма, прикидывая, стоит ли отвечать. Наконец, решил ответить, однако с насмешкой.

— Моё имя, — произнёс он, — Авирган Контварабургский. А твое?

— Я — Утред Беббанбургский, — ответил я, так же заносчиво, и ответ вызвал приятную реакцию. Авирган, чье имя значило «проклятый», и, как я полагал, получил он его не при крещении, а выбрал сам, опустил меч, так что тот коснулся мокрой травы, и вытаращился на меня в изумлении. Он видел седобородого, оборванного и заляпанного грязью воина, в побитой кольчуге и исцарапанном шлеме. Я смотрел на него и видел красивого молодого человека с тёмными глазами, прямым длинным носом и чисто выбритым подбородком. Кажется, Авирган Контварабургский родился в роскоши, и другой жизни не представлял.