Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Через две недели после смерти Легасова министр здравоохранения СССР приветствовал гостей и участников Международной конференции по медицинским последствиям аварии. Конференция проходила в Киеве, на нее приехали представители МАГАТЭ и Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) [1421] Е.И. Чазов, министр здравоохранения СССР, текст речи по материалам конференции, опубликованным МАГАТЭ: “Medical Aspects of the Chernobyl Accident: Proceedings of An All-Union Conference Organized by the USSR Ministry of Health and the All-Union Scientific Centre of Radiation Medicine, USSR Academy of Medical Sciences, and Held in Kiev, 11–13 May 1988,” report no. IAEA-TECDOC516, 1989, 9–10. Число взрослых и детей, живущих в пострадавших районах см.: Аветисов Г. М. и др. Защитные меры по сокращению экспозиционных доз населения и эффективность этих мер. . В первый раз советские ученые признали, что на момент аварии на наиболее загрязненной территории Украины, Белоруссии и России проживало 17,5 млн человек, включая 2,5 млн детей в возрасте до 7 лет. Из их числа на конец 1986 года 696 000 человек прошли обследование в медицинских учреждениях. Однако официальный список умерших по причинам, связанным с катастрофой, оставался тем же, что и в прошлом году, – 31 человек. Министр здравоохранения сказал, что они не обнаружили ни одного случая поражения населения в связи с радиацией. «Нужно сказать твердо, – заявил он участникам, – сегодня мы можем быть уверенными, что чернобыльская авария не оказала никакого воздействия на здоровье людей».

Однако граждане Советского Союза уже не доверяли своим ученым. В Киеве, даже спустя два года после аварии, пары боялись заводить детей, и люди приписывали все недомогания воздействию радиации [1422] Felicity Barringer, “Fear of Chernobyl Radiation Lingers for the People of Kiev,” New York Times , May 23, 1988. . «Правда Украины» начала публиковать, как было обещано, еженедельные отчеты о радиоактивности в трех ближайших к Чернобыльской станции крупных городах. И все же руководители атомной отрасли не могли осознать, до какой степени они утратили доверие общества [1423] Копчинский Г., Штейнберг Н. Чернобыль: О прошлом, настоящем и будущем. С. 41. . Привыкнув к статусу почитаемых икон социалистической утопии, они видели, что теперь на них смотрят враждебно и с подозрением, но продолжали держаться своих убеждений с твердостью праведников.

На пресс-конференции в день закрытия конференции в Киеве глава Института биофизики отчитал ученых, которые прогнозировали тысячи случаев заболеваний раком в результате аварии. «Они наносят большой вред, забывая о множестве переменных факторов, – сказал он. – Мы никогда не говорим о числе заболевших. Это аморально» [1424] Леонид Ильин, цит. по: Barringer, “Fear of Chernobyl Radiation Lingers for the People of Kiev.” .

Сообщения о заболеваниях, вызванных долговременными последствиями чернобыльского взрыва, он игнорировал, называя их проявлениями нового психологического синдрома – «радиофобии».

Для последних правителей СССР самыми разрушительными последствиями взрыва чернобыльского реактора № 4 были последствия не радиологические, а политические и экономические. Облако радиации, распространившееся по Европе, не позволило скрыть катастрофу и навязало хваленую открытость, горбачевскую гласность даже мало склонным к этому консерваторам в Политбюро. А понимание того, что даже ядерная отрасль подорвана секретностью, некомпетентностью и загниванием, убедило Горбачева, что прогнило все государство [1425] Taubman, Gorbachev, 235–43. . После аварии, испытывая гнев и разочарование, он осознал необходимость глубоких перемен и с головой ушел в перестройку в отчаянной попытке спасти социалистический эксперимент, пока не стало слишком поздно.

Но, как только партия ослабила свою крепкую хватку, оказалось, что невозможно полностью восстановить прежнюю степень контроля над информацией. То, что началось с более, чем прежде, открытого рассказа о Чернобыле – репортажи в «Правде» и «Известиях», документальные телефильмы и свидетельства очевидцев и участников в популярных журналах, – расширилось и подтолкнуло прессу к дискуссиям по долго цензурировавшимся вопросам, включая употребление наркотиков, эпидемию абортов, Афганскую войну и ужасы сталинизма [1426] Kotkin, Armageddon Averted, 68. . Поначалу медленно, потом набирая ход, советское общество начало открывать для себя, насколько глубоко оно было обмануто – не только по поводу чернобыльской аварии и ее последствий, но и по поводу идеологии и идентичности, на которой было основано. Авария и неспособность властей защитить население от ее последствий окончательно разрушили иллюзию, что СССР – мировая сверхдержава, вооруженная технологиями и ведущая человечество за собой. Когда открылись попытки властей скрыть правду о том, что случилось, даже самые преданные идее граждане Советского Союза столкнулись с пониманием того, что их вожди коррумпированы, а коммунистическая мечта – фальшивка.

Вскоре после самоубийства Валерия Легасова «Правда» опубликовала отредактированный отрывок чернобыльских воспоминаний, которые академик надиктовал на магнитофонную пленку [1427] «Мой долг рассказать об этом…» Из записок академика В. Легасова // Правда. 20 мая 1988 года. . Он описывал безнадежную неподготовленность к катастрофе и долгую историю нарушений безопасности, которая к ней привела. «После того как я побывал на Чернобыльской станции, я сделал однозначный вывод, что чернобыльская авария – это апофеоз, вершина всего того неправильного ведения хозяйства, которое осуществлялось в нашей стране в течение многих десятков лет», – писал Легасов в своем завещании, которое появилось под заголовком «Мой долг рассказать об этом». К сентябрю 1988 года, в условиях быстрых изменений системы, Политбюро восприняло озабоченность общества и прекратило строительные работы на двух новых атомных станциях, хотя одна из них – на окраине Минска – была почти готова [1428] Минскую АЭC спешно переделали под работу на природном газе. Строительство АЭС возле Краснодара было прекращено. Quentin Peel, “Work Abandoned on Soviet Reactor,” Financial Post (Toronto), September 9, 1988; Sich, “Chornobyl Accident Revisited,” 165. .

Спустя десять месяцев советский инженер и писатель Григорий Медведев опубликовал сенсационное разоблачение аварии в журнале «Новый мир». Несмотря на гласность, у Медведева ушло два года на то, чтобы пробить публикацию – против воли КГБ и комиссии по цензуре Чернобыля, специально созданной, чтобы оградить общество от наиболее чувствительной информации [1429] Григорий Медведев, расшифровка интервью, июнь 1990 года, 2RR. Полный текст статьи был опубликован в июне 1989 года, в марте публиковались отрывки в журнале «Коммунист». . За этим стоял Борис Щербина, председатель правительственной комиссии, справедливо опасавшийся того, что Медведев может рассказать о его действиях в Припяти. «Чернобыльская тетрадь» Медведева, представлявшая поминутную реконструкцию событий 26 апреля и основанная на его поездках на место событий и десятках интервью со свидетелями, оказалась взрывчатым материалом. Виктор Брюханов представал бесхребетным дураком, руководители советской атомной отрасли – бездушными и некомпетентными бюрократами, в тексте рассказывалось, как Щербина бессмысленно откладывал эвакуацию обреченного атомграда. Вступление к книге написал самый известный советский диссидент Андрей Сахаров, недавно отпущенный из внутренней ссылки Горбачевым. В письме, которое он направил Генеральному секретарю, Сахаров пригрозил, что, если Центральный комитет не разрешит публикацию материала Медведева, он лично займется самым широким распространением содержащейся там информации [1430] Письмо Сахарова (датированное ноябрем 1988 года) приложено к записке заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС «О письме академика А. Д. Сахарова» от 23 января 1989 года, РГАНИ, opis 53, reel 1.1007, file 81. . «Все, что касается чернобыльской катастрофы, ее причин и последствий, должно стать достоянием гласности, – писал Сахаров во вступлении. – Нужна полная, неприкрытая правда» [1431] Медведев Г. Чернобыльская тетрадь. .