Илья Яблоков - Русская культура заговора

Что любопытно, с начала холодной войны и до 1991 г. в Советском Союзе фактически параллельно существовали две культуры заговора. С одной стороны, официальная идеология была основана на шпиономании в связи с развернувшейся идеологической схваткой с США. Разумеется, страхи перед иностранным заговором не были абсолютно необоснованными: обе супердержавы были активно вовлечены в шпионские игры, пропаганду и контрпропаганду. ЦРУ и разведки европейских стран вкладывались в различные программы изучения СССР с целью подрыва режима [187] Бирден М., Райзен Д. Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ. – М.: Международные отношения, 2020; Coll, S. (2004). Ghost Wars: The Secret History of the CIA, Afghanistan, and Bin Laden, from the Soviet Invasion to September 10, 2001. New York: Penguin Books. . И у этой традиционной войны разведок была мощная культурная репрезентация. Финансируемые государством художественные вымыслы о советских шпионах-героях невидимого фронта и иностранных подрывных элементах стали частью позднесоветской популярной культуры. Такие книги, как «ЦРУ против СССР» Николая Яковлева, имевшая несколько переизданий и заказанная спецслужбами, фильмы «Щит и меч» (1968) и «ТАСС уполномочен заявить» (1984), выполненные по заказу Гостелерадио СССР, создали яркие и запоминающиеся образы противостояния с идеологическим врагом, оказавшие влияние на целые поколения советских граждан.

С другой стороны, наряду с официальной культурой заговора существовала альтернативная, распространявшаяся среди русских националистов, которые воспринимали советский режим как оккупационный и нередко разделяли антисемитские и антизападнические взгляды. Как демонстрирует историк Николай Митрохин, русские националисты, хотя зачастую и были настроены по отношению к режиму оппозиционно, пользовались неформальной поддержкой определенных фракций в советском правительстве. Их концепция нации сформировалась именно на образе Запада как опасного «другого», ненавидящего Россию, и в этом они продолжили традицию славянофилов XIX в. [188] Brudny, Y.M. (1998). Reinventing Russia. Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Cambridge: Harvard University Press. Некоторые из текстов, популярных в этом сообществе, были написаны представителями русской диаспоры за рубежом [189] Яркий пример – «Велесова книга», которую многие русские националисты считают подлинным текстом времен языческой Руси. См.: Сичинава Д. Почему «Велесова книга» – это фейк? https://arzamas.academy/materials/152 (дата обращения: 28.12.2019). . Часть конспирологических текстов имела внутрироссийское происхождение, их авторы принадлежали к кругам советских диссидентов. Николай Митрохин [190] Митрохин Н. Русская партия: Движение русских националистов в СССР. 1953–1985 годы. – М.: НЛО, 2003. и Виктор Шнирельман [191] Шнирельман В. А. Хазарский миф. отлично демонстрируют, насколько живой была культура националистов внутри СССР и как активно в ней формировались конспирологические идеи, в период перестройки ставшие одним из важнейших источников российской культуры заговора.

Начавшаяся при Горбачеве политика гласности позволила открыто публиковать и обсуждать всевозможные теории заговора. Эта тенденция наложилась на формировавшуюся годами привычку советских граждан наблюдать друг за другом в общественных местах, в коммунальных квартирах, взращивая подозрительность по отношению к ближнему [192] Boym, S. (1994). Common places. Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge, MA: Harvard University Press. . К тому же Запад в глазах обычного советского человека был во многом мифологизированным, вымышленным пространством: одни стремились туда, другие его опасались [193] Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. – М.: НЛО, 2017. . С годами подозрительность стала центральным элементом сознания позднесоветского человека, а появившаяся благодаря политике гласности возможность читать и обсуждать любые источники открыла невероятные перспективы для конспирологического мифотворчества. В постсоветское время, во многом благодаря активности публичных интеллектуалов, эта культура приобрела свои особенности и стала превращаться в мейнстрим [194] Утехин И. Очерки коммунального быта. – М.: ОГИ, 2004. .

Как бы странно это ни звучало, но появление теории заговора – это своеобразный интеллектуальный труд, и вклад в него людей, профессионально занимающихся производством идей, трудно переоценить. Чтобы звучать убедительно и получать общественную поддержку, теории заговора должны рассказывать о чем-то актуальном, показывать причинно-следственную связь между событиями, приведшими к триумфу заговорщиков. В идеале они при этом должны еще опираться на многочисленные источники, наукообразность и убедительность изложения – конек теорий заговора [195] Aaronovitch D. (2009). Voodoo Histories: The Role of the Conspiracy Theory in Shaping Modern History. London: Riverhead books, 9–14. . Кроме того, конспиролог с высоким социальным статусом – ученый, писатель, известный режиссер или политик – имеет больше шансов убедить публику в том, что заговор существует, чем обычный, никому не известный человек.

Собственно, как мы видели в предыдущей главе, рождение культуры заговора тесно связано с формированием образованного класса. Многие известные интеллектуалы периода империи использовали свой ресурс публичности, чтобы убедить в существовании заговора как политические элиты, так и читающую городскую публику. В советское время писатели, журналисты и ученые получали государственную поддержку (через формальные и неформальные связи с органами власти и спецслужбами) для производства разного рода теорий заговора [196] Brudny Y. (1998). Reinventing Russia: Russian Nationalism and the Soviet State, 1953–1991. Cambridge: Harvard University press; Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953–1985. – М.: НЛО, 2003. . Горбачевская гласность открыла путь нескончаемому потоку конспирологического мифотворчества, и оно очень быстро завоевало книжный рынок на фоне того, что ухудшающееся состояние экономики и общий кризис советской системы подталкивали все больше людей к устойчивой вере в антирусский заговор. Этому помогли и именитые интеллектуалы: этнограф и писатель Лев Гумилев, специалист по международным отношениям Анатолий Уткин, историк Игорь Фроянов и многие другие своим авторитетом легитимировали многие антиеврейские и антизападные идеи, сделав их частью общественного дискурса [197] Шнирельман А. Хазарский миф: идеология политического радикализма в России и ее истоки. – М.: НЛО, 2012. . После 1991 г. смотреть на мир сквозь призму заговора стало незазорно, а для многих публичных интеллектуалов еще и выгодно – это приносило гонорары, медийную известность и возможность приблизиться к власти.