Д Рублёва - Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы

12 мая 1800 года монах-провидец оказался в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где ему было суждено провести десять месяцев. Между тем блаженная Ксения, которой, как и Авелем, была предсказана кончина Екатерины II, пророчествовала по Петербургу то же, что и Авель: Павлу I отпущено прожить столько лет, сколько букв составляют библейскую надпись над воротами. Народ толпами ходил к замку, чтобы считать буквы. Их было сорок семь.

Что касается упомянутого Авелем обета, который якобы нарушил Павел, он тоже имел мистическую подоплеку. Караульному, охранявшему старый Летний дворец елизаветинской постройки, привиделся архистратиг Михаил, повелевший, дабы на месте старого дворца был возведен храм его имени. Такова легенда. Авель же, который провидел тайные явления, обращал упрек к Павлу за то, что им строился Михайловский дворец для своей семьи вместо храма во имя архистратига Михаила.

Все предсказанное осуществилось в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда император Павел I принял лютую смерть от рук заговорщиков. Согласно официальной версии, причиной кончины его явился апоплексический удар, и вскоре после ее появления начала ходить шутка про апоплексический удар табакеркой в висок. Царствование русского Гамлета продлилось четыре года, четыре месяца и четыре дня, и он всего несколько месяцев не дожил до своего сорокавосьмилетия.

То, о чем пророчествовал вещий монах, сбылось — снова! — по прошествии десяти месяцев и десяти дней.

Почти сразу после кончины Павла I Авель был доставлен к митрополиту Амвросию, и тот по своему усмотрению отослал бедолажного провидца под надзор в Соловецкую обитель, которую ему запретили покидать. Однако запретить вещать Авелю не мог никто.

И им была написана новая, «третья книга», в которой пророчески говорилось, что Москву возьмут и сожгут французы и что это произойдет в 1812 году.

Император Александр I узнал об этом пророчестве. Оно его не обеспокоило — в то время подобные события представлялись чистой фантастикой, — но вызвало недовольство, по той причине, что люди станут разносить слухи об этом предсказании. И последовало высочайшее повеление о заключении монаха-провидца в Соловецкую тюрьму и о том, чтобы «быть ему там, доколе не сбудутся его пророчества».

Они сбылись по прошествии десяти лет и десяти месяцев (!), а именно 14 сентября 1812 года. Наполеоновские солдаты вошли в Москву, оставленную Кутузовым, и в этот же день начались пожары. Памятливый человек, Александр I после получения известия о том, что занятая неприятелем Москва горит, вспомнил о предсказании монаха Авеля. И министр духовных дел князь А. Н. Голицын с его слов записал письмо, которое отправилось на Соловки. В нем повелевалось: «Монаха Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу. Ежели жив-здоров, то езжал бы к нам в Петербург, мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить».

Письмо императора дошло до Соловков 1 октября и заставило соловецкого архимандрита Иллариона судорожно сглотнуть. По всей видимости, игумен не церемонился с заключенным, поэтому последствия встречи Авеля с императором, полагал он, могли оказаться для него весьма неприятными. Освобожденный монах непременно нажалуется, и последует наказание государево за злоупотребления. Поэтому Илларион пишет в ответ, что «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною».

Александр понял, из-за какой «болезни» вещий монах не может покинуть Соловки, и обязал Синод донести до соловецкого начальства его приказание: «Непременно монаха Авеля выпустить из Соловецкого монастыря и дать ему паспорт во все российские города и монастыри. И чтобы он всем был доволен, платьем и деньгами». Архимандрит Илларион получил персональное указание: «Дать отцу Авелю денег на прогон до Петербурга».

Недовольный таким указом Илларион вздумал наказать Авеля голодной диетой. Тот возмутился и предрек игумену с его помощниками неминуемую погибель. Осведомленного про пророческий дар Авеля архимандрита охватил испуг, и Илларион отпустил заключенного монаха. Однако пророчества ему было не избежать. В ту же зиму на Соловки пришел странный мор, игумен Илларион умер, «Бог весть от какой хворобы» преставились и его подчиненные, которые пакости чинили Авелю.

Что до самого монаха, то он летом 1813 года добрался до Петербурга. В отсутствие императора Александра I, который был за границей, Авель был принят князем Александром Николаевичем Голицыным, который «рад был ему зело и вопрошал о судьбах Божиих». Беседовали они долго, о чем именно — покрыто тайной, так как при разговоре третьих лиц не было. Сам Авель сказал впоследствии, что поведал он князю «вся от начала до конца». Как бы там ни было, Голицын снабдил его средствами, позволившими Авелю отправиться в паломничество по святым местам. С этих же пор стала помогать материально и покровительствовать ему графиня П. А. Потемкина.

Несмотря на то что он перенес немало невзгод и лишений, пятидесятишестилетний монах Авель не утратил ни крепости тела, ни силы духа. Он побывал в Цареграде (Константинополе), в Иерусалиме и в Афонских горах, откуда и вернулся в Российскую землю.

Он поселился в Троице-Сергиевой лавре и стал жить тихо, стараясь не вступать в разговоры. Проведя немало лет в тюрьмах, Авель воздерживался от пророчеств. Вполне вероятно, что и князь Голицын серьезно его предупредил насчет последствий, так что Авель сделался молчуном. К нему в обитель повадились было ездить барыни из Москвы, охочие до пророчеств, однако на все вопросы про дочерей и женихов монах упрямо отвечал: он не провидец. Просили его еще многажды, чтобы огласил он что-то из своих пророчеств, однако и эти просьбы Авелем оставлялись без ответа.

Для графини Потемкиной, своей покровительницы, он также не стал пророчествовать, однако в этом случае удосужился объяснить причину своего отказа: «Я от вас получил недавно два письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчество то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано, ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет, и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьме или острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство — в тюрьмах ли лучше быть или на воле, сего ради размысли убо. Я согласился ныне лучше ничего не знать да быть на воле, нежели знать да быть в тюрьмах да под неволею. Писано есть: «буди мудры яко змии и чисты яко голуби, то есть буди мудр, да больше молчи. Есть еще писано: «погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергну» и прочая такова; вот до чего дошли с своею премудростию и с своим разумом. Итак, я ныне положился лучше ничего не знать, хотя и знать, да молчать».