Д Рублёва - Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы

Как-то после окончания обучения в лицее восемнадцатилетний Пушкин, которому были известны ее увлечения, упросил сестру, чтобы та погадала ему по руке. Ольга долго ему отказывала, однако Александру было не занимать умения стоять на своем, и в конце концов сестра сдалась. Он протянул раскрытую ладонь улыбающейся Ольге, которая, всмотревшись в линии на ней, покрылась бледностью. Она сжала руку юного поэта и шепотом произнесла: «О, Александр!.. Вижу, грозит тебе насильственная смерть… и еще не в пожилые годы».

Это пророчество Пушкин услышал за много времени до посещения петербургской пророчицы с немецкой фамилией. А спустя некоторое время после того, как в уме его глубоко запечатлелись слова Александры Кирхгоф, знакомцем сосланного в Одессу поэта стал какой-то грек-предсказатель. Александр Сергеевич попросил грека рассказать про его судьбу, и тот вывез его в лунную ночь за пределы города, остановил лошадей в степи и посреди тишины ночи, нарушаемой лишь стрекотом цикад, велел Пушкину назвать час, день и год его появления на свет. Услышав ответ, грек впал в задумчивость, а потом, спустя какое-то время, он предрек поэту, что ему принесет смерть «белый человек», повторив по сути предсказание петербургской сивиллы.

Кого бы оставили равнодушным подобные совпадения? Пушкин же, словно он вступил в игру с судьбой, еще раз прибег к услугам гадалки. Это происходило уже в Москве, по окончании михайловской ссылки. Про это было рассказано П. И. Бартеневым: «В то время в Москве жила известная гадальщица, у которой некогда был или бывал даже государь Александр Павлович. Пушкин не раз высказывал желание побывать у этой гадальщицы, но Е. Н. Ушакова постоянно отговаривала его. Однажды Пушкин пришел к Ушаковым и в разговоре сообщил, что он был у гадальщицы, которая предсказала ему, что он „умрет от своей жены“».

В связи с этим невольно приходит на память, как долго, нервно и хлопотно сватался поэт к Наталье Гончаровой, как потом в ходе венчания с аналоя упали крест с Евангелием, а в руке у Александра Сергеевича погасла свеча, — будто самим Провидением он был удерживаем от этого шага, словно оно его от этого пыталось предохранить, являя предупредительные знаки.

Предсказанное фрау Кирхгоф Пушкину сбылось. Пересказы разными людьми рассказа поэта об ее посещении и услышанном прорицании гадалки имеют отличия, иногда существенные. В частности, Алексеем Николаевичем Вульфом приводится такой вариант, записанный М. И. Семевским: «В 1817 или 1818 году, то есть вскоре по выпуске из Лицея, Пушкин встретился с одним из своих приятелей, капитаном л. — гв. Измайловского полка (забыл его фамилию). Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге какой-то гадальщице: барыня эта мастерски предсказывала по линиям на ладонях к ней приходящих лиц. Поглядела она руку Пушкина и заметила, что у того черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельными… Ворожея внимательно и долго их рассматривала и наконец объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина… Взглянув затем на ладонь капитана — ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля: быть может, на днях…

Молодые люди вышли смущенные… На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким-нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира… Столь скорое осуществление одного предсказания ворожеи так подействовало на Пушкина, что тот еще осенью 1835 года, едучи со мной из Петербурга в деревню, вспоминал об этом эпизоде своей молодости и говорил, что ждет и над собой исполнения пророчества колдуньи».

Разумеется, имеющий наклонность к суевериям поэт не мог безучастно воспринимать то, что сбывались прорицания Кирхгофши. И неважно, гадала она ему на кофейной гуще или по линиям на ладони — факт остается фактом: предсказание ее оказало влияние на последующую жизнь Александра Сергеевича, даже в некоторых случаях определяло его поведение. При этом следует учитывать, что вера в приметы не делала поэта трусом: по большому счету фаталист, Пушкин скорее испытывал судьбу, отвечал на ее вызов.

Поэтому в одних случаях он вовсе не пренебрегал осторожностью, в других же прямо смотрел в дуло направленных на него пистолетных стволов. Эта смертельно опасная и завораживающая игра принимала иной раз причудливейшие формы, в ней случались неожиданнейшие повороты. Ведь если предречено, что смерть принесет «белая голова» или «белая лошадь», то ничто другое не убьет.

Как он ее ни испытывал, Фортуна с недюжинным терпением предохраняла Пушкина от направленных на него ударов. Особенно наглядна в этом смысле история января 1836 года, когда поэтом был вызван на дуэль граф В. А. Сологуб. Александр Сергеевич, посчитав, что на балу тот был дерзостно нескромен во время разговора с Натальей Гончаровой, направил графу письменный вызов. Однако по окончании бала вызов до него не дошел, так как Сологуб сразу отбыл в Тверь. Уже в Твери в конце месяца он получил послание за подписью А. Н. Карамзина, который исполнял просьбу поэта и передавал вызов Сологубу. Граф ответил, что готов дать удовлетворение Пушкину. Тот собрался было выезжать в Тверь, но тут безвременно скончалась матушка поэта. Задержанный похоронами и другими делами, он написал Сологубу, что не имеет возможности приехать, и просил его за это извинить. Лишь в первый день мая Пушкин добрался до Твери, но там его ждало послание от графа, которого именно в этот день дела принудили в срочном порядке выехать из города. Поэт вернулся в Москву, где четвертого мая приехавший граф Сологуб потребовал у него объяснений. Дуэль предотвратило лишь вмешательство друга поэта Павла Нащокина, которому удалось примирить Пушкина и Сологуба.

Предсказание угнетало поэта и в то же время позволяло ему иногда быть совершенно беспечным. Так, многих удивляло спокойствие Пушкина накануне поединка с прозванным Американцем графом Толстым, несмотря на то, что тот был завзятым дуэлянтом. По свидетельству А. Н. Вульфа, готовясь к дуэли и стреляя вместе с ним в цель, поэт раз десять повторил: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый, так колдунья пророчила».

Что касается его настороженности и душевного напряжения, они проявлялись так же наглядно, особенно незадолго до конца жизни Пушкина. Навестив как-то Зинаиду Александровну Волконскую, он нашел ее сильно расстроенной, точнее, она была в горе: обстановку ее роскошного дома украшали статуи, и одна из них осталась без руки — кто-то ее отбил. Один из друзей поэта вызвался приделать руку, а к Пушкину обратились с просьбой, чтобы он подержал лестницу и свечу. «Нет, нет, — вскричал поэт, — я держать лестницу не стану! Ты белокурый. Можешь упасть и пришибить меня на месте». Этот эпизод известен багодаря воспоминаниям В. А. Нащокиной, которая сообщила про еще один, подобный случай. Будучи в каком-то доме, «в числе гостей Пушкин заметил одного светлоглазого, белокурого офицера, который так пристально и внимательно разглядывал поэта, что тот вспомнил пророчество, поспешил удалиться от него из зала в другую комнату, опасаясь, как бы тот не вздумал его убить. Офицер последовал за ним, и так и проходили они из комнаты в комнату в продолжение большей части вечера. „Мне и совестно было, и неловко было, — говорит поэт, — и, однако, я должен сознаться, что порядочно-таки струхнул“».