Уилбур Смит - Муссон

В ту ночь Хэл спал намного лучше, а к утру жар и воспаление заметно уменьшились.

Еще через три дня Рейнольдс удалил оставшиеся швы. Он разрезал черные нити ножницами и с помощью пинцета из слоновой кости вытянул нити из измученной плоти.

Уже через несколько дней Хэл смог сидеть, опираясь спиной на подушки, и проявлял острый интерес к отчетам Тома обо всех событиях.

– Я отправил захваченное дау на юг, к Глориетте, чтобы привести «Агнец». Он присоединится к эскадре не позже чем через две недели, – сообщил Том.

– Я почувствую себя гораздо лучше, когда он будет здесь и весь этот жирный груз чая опять окажется под защитой наших орудий, – сказал Хэл. – Там он слишком беззащитен.

Оценка Тома оказалась верной, и ровно через четырнадцать дней два судна, маленькое дау и почтенный «Агнец», прошли между рифами и бросили якоря в бухте Флор-де-ла-Мара.

Мустафа, капитан этого дау, и его перепуганная команда сидели запертые в камерах форта с того самого дня, как они угодили в плен, захваченные «Минотавром». Когда их привели к Тому, они разом упали на колени на белый песок, ничуть не сомневаясь в том, что наступил день их казни.

– Не думаю, что вы виноваты в пиратстве, – сказал Том, чтобы смягчить их страхи.

– Аллах свидетель, ты говоришь чистую правду, о великий! – с жаром согласился Мустафа и прижался лбом к песку.

Когда он снова поднял голову, к его лбу прилипли белые песчинки, и он стал похож на обсыпанную сахаром булку.

– Я вас отпущу, – заверил его Том, – но при одном условии. Вы должны отвести в порт Занзибара пассажиров. Старший из них такой же, как вы, честный человек и сын пророка. А еще там будут женщины и дети, которых аль-Ауф держал на этом острове.

– Да благословит тебя Аллах, о мудрый и сострадательный!

Мустафа снова хлопнулся лбом в песок, слезы радости полились по его лицу, утопая в бороде.

– Однако, – оборвал Том поток благодарностей, – я ничуть не сомневаюсь, что ты явился сюда для того, чтобы купить какие-то товары у аль-Ауфа, и что ты прекрасно знал: эти товары добыты разбоем и пиратством и запятнаны кровью невинных людей.

– Призываю Господа в свидетели! Я не знал! – страстно воскликнул Мустафа.

Том, склонив голову к плечу, с минуту смотрел в небо. Потом сухо произнес:

– Похоже, твой бог не откликается на твой призыв. А потому я штрафую тебя на шестьдесят пять тысяч золотых динаров, которые, по странному совпадению, оказались в твоих сундуках, когда мы обыскивали твое судно.

Мустафа завыл от ужаса при такой чудовищной несправедливости, но Том уже отвернулся и сказал стражам:

– Освободите их. Отведите на дау и отпустите. Они заберут всех женщин и детей. И арабский врач Бен Абрам тоже отправится с ними, но, прежде чем посадить его на борт, приведите его ко мне.

Когда Бен Абрам пришел, Том отвел его подальше в сторону, чтобы они могли попрощаться наедине.

– Мустафа, владелец вон того дау, согласился отвезти тебя на Занзибар. – Том показал на воду бухты, где стояло на якоре маленькое судно. – Он еще заберет всех женщин и детей из крепости.

Они понаблюдали, как беженки поднимались на борт, прижимая к себе детей и жалкие узелки с имуществом.

Бен Абрам серьезно кивнул:

– Я благодарю тебя, но твое истинное вознаграждение придет к тебе от Аллаха. Ты молод, но ты станешь великим человеком. Я видел, как ты сражаешься. Любой человек, способный одолеть аль-Ауфа в схватке один на один, является истинным воином. – Он снова кивнул, обдумывая свои слова. – А то, как ты обошелся с теми, кто слабее тебя, со вдовами и сиротами, говорит о том, что твоя сила увеличивается состраданием, и это сделает тебя великим.

– У тебя тоже большое сердце, – сказал ему Том. – Я видел, как ты трудился ради больных и раненых, даже ради тех, кто не следует учению твоего пророка.

– Бог велик, – торжественно произнес Бен Абрам. – И в Его глазах мы все достойны милосердия.

– Даже маленькие дети?

– Особенно маленькие дети.

– Вот поэтому, старик, ты мне и расскажешь о моем брате все то, что до сих пор скрывал от меня.

Бен Абрам резко выпрямился и бросил на Тома пристальный взгляд, но Том ответил ему тем же, и Бен Арбам опустил глаза.

– Тебе прекрасно известно имя человека, купившего у аль-Ауфа моего брата, – настойчиво произнес Том. – Ты его знаешь.

Бен Абрам погладил бороду и посмотрел на море.

Потом наконец вздохнул.

– Да, – тихо согласился он. – Я знаю его имя, но он могущественный человек королевской крови. Я не могу его предать. Именно поэтому я скрывал от тебя его имя, хотя и сочувствую твоей потере.

Том молчал, позволяя старому человеку разобраться в споре между совестью и чувством долга.

А Бен Абрам сказал:

– Ты и сам его знаешь.

Том озадаченно уставился на него.

– Ты захватил одно из его дау, – подсказал Бен Абрам.

Лицо Тома прояснилось.

– Аль-Малик! – воскликнул он. – Принц Абд-Мухаммед аль-Малик?!

– Я не называл его имени, – возразил Бен Абрам. – Я не предавал моего принца.

– Значит, тот лакх рупий, который находился на борту дау аль-Малика, действительно составлял плату за моего брата, как мы и подозревали? – спросил Том.

– Не могу сказать, правда ли это. – Бен Абрам взъерошил свою седую бороду. – Но и не могу сказать, что это ложь.

– Мы с отцом были уверены, что это так, но я не понимаю, как Дорри мог исчезнуть с Флор-де-ла-Мара до того, как на остров прибыли деньги.

Старый врач ответил:

– Принц – самый могущественный человек в Аравии после своего старшего брата, самого калифа. Аль-Малик не может счесть свои корабли и свое золото, своих воинов и верблюдов, рабов и жен. Его слава разносится от великой реки Нил до северных пустынь, на востоке – до империи Великого Могола, на западе – до запретных африканских лесов, на юге – до земель Монаматапы.

– Вы утверждаете, что аль-Ауф просто поверил принцу на слово, что тот уплатит лакх рупий? – резко спросил Том.

– Я утверждаю, что аль-Ауф не доверял никому в мире, кроме принца Абд-Мухаммеда аль-Малика.

– Когда ты уедешь отсюда, Бен Абрам, вернешься ли ты в Ламу, где властвует аль-Малик?

– Я вернусь в Ламу, – подтвердил старый врач.

– Возможно, ты снова увидишь моего брата?

– Все в руках Аллаха.

– Если Бог будет милостив, ты передашь моему брату кое-что?

– Твой брат – мальчик великой красоты и храбрости. – Бен Абрам улыбнулся при этом воспоминании. – Я его называл маленьким Красным Львенком. За твою доброту, проявленную ко мне, и из-за того, что я привязался к мальчику, я передам ему твое послание.

– Скажи моему брату, что я сдержу клятву на крови, которую дал ему. Я никогда эту клятву не забуду, даже в день моей смерти.

Дориан сидел на тюфяке на каменном полу. Воздух проникал в его камеру лишь сквозь узкую амбразуру напротив. Из-за легкого дуновения муссона, добиравшегося до Дориана, жара становилась более или менее терпимой.