Уилбур Смит - Муссон

– Как пожелает великий принц.

– А теперь оставь меня, ибо час уже поздний, и я хочу помолиться.

Аль-Ауф немедленно встал. Он предоставил принцу собственные комнаты, приукрасив их как только мог; для него было великой честью принимать такого высокого гостя. Он попятился к двери, непрерывно низко кланяясь:

– Пусть красоты рая посетят твой сон, великий принц! Пусть твое пробуждение сопроводит аромат фиалок, о могучий! Пусть твои молитвы летят, как золотые стрелы, прямо к ушам Аллаха, о любимец пророка!

Дориан не мог заснуть. Восторг, испытанный им при встрече с принцем, давно испарился, и теперь Дориан снова чувствовал себя напуганным и одиноким. Он понимал, что обстоятельства изменились и он вот-вот погрузится в темные неведомые воды. Как ни ненавистно ему было нынешнее тоскливое заключение, он все же как-то к нему привык. К тому же сейчас у него появились и кое-какие утешения: ему все больше нравился арабский доктор, он уже привык полагаться на старика. У Бен Абрама было доброе лицо, и Дориан чувствовал, что старик искренне им интересуется.

Кроме того, пока он сидел здесь, на острове, оставался шанс, что его отец и Том сумеют выследить его и найти.

А если этот грозный принц увезет его куда-то в другое место, смогут ли они его отыскать?

Дориану стало так страшно, что он даже боялся задуть лампу, хотя она и привлекала москитов в его крошечную камеру, и предпочитал чесаться от их укусов, чем лежать без сна в темноте.

Под стенами форта мягко шелестели листья пальм под неугомонными порывами муссона. Дориан обхватил себя руками, прислушиваясь к заунывному голосу ветра и изо всех сил борясь со слезами.

Потом он услышал сквозь ветер другой звук – такой тихий, что не сразу проник в темный туман его горя. Звук затих, потом возобновился, а затем стал сильнее, отчетливее. Дориан сел и потянулся к лампе. Его пальцы дрожали так, что он чуть не уронил ее.

Он осторожно пересек камеру и поднялся на приступок под амбразурой, натянув что было сил свою цепь. Поставив лампу на подоконник, он опять прислушался. Нет, никакой ошибки: кто-то негромко насвистывал у края рощи, и когда Дориан узнал мелодию, его сердце подпрыгнуло и воспарило.

Это был Том! Дориану хотелось выкрикнуть это вслух. Он сильнее потянул цепь, стараясь добраться до окошка. Он попытался пропеть следующие строки песни, но голос сорвался, а губы онемели от волнения. Дориан собрался с силами и повторил попытку, напевая так тихо, что его вряд ли могли услышать стражи в другом конце коридора или на бастионах форта наверху: «Мы поем и зовем через весь океан, мы поем и зовем сквозь ветра и туман…»

Свист снаружи, в ночи, резко оборвался. Дориан прислушался, но больше ничего не услышал. Он хотел позвать Тома, но понимал, что это может кого-нибудь насторожить, и потому сдержался. А затем вдруг послышался голос Тома:

– Дорри!

– Том! Ох, я знал, что ты должен прийти. Я знал, что ты сдержишь свое слово.

– Тише, Дорри! Не так громко! Ты можешь выбраться в окно?

– Нет, Том. Меня приковали к стене цепью.

– Не плачь, Дорри. Они тебя услышат.

– Я не плачу.

Дориан изо всех сил зажал рот ладонями, чтобы заглушить рыдания.

В окне появилась голова Тома.

– Ох!

Дориан подавился последним рыданием и потянулся обеими руками в амбразуру.

– Дай мне руку!

Том старался проникнуть в крошечное окошко, но в конце концов сдался.

– Ничего не выйдет, Дорри.

Между их лицами оставалось не больше фута расстояния.

– Мы за тобой вернемся.

– Пожалуйста, Том, не бросай меня здесь! – умолял Дориан.

– «Серафим» ждет невдалеке. Отец, Эболи и я – все мы здесь. Мы скоро придем за тобой.

– Том!

– Нет, Дорри. Не надо так шуметь. Клянусь, мы за тобой придем.

– Том, не оставляй меня одного! Том!

Брат уходил, Дориан не мог этого вынести. Он в отчаянии тянул его за руку, пытаясь вынудить остаться.

– Отпусти меня, Дорри! Я же упаду!

Потом на стене над ними послышался шум, мужской голос закричал по-арабски:

– Эй, кто там? Кто там внизу?

– Там стражи, Дорри! Отпусти меня!

Внезапно Дориан почувствовал, как рука брата вырвалась из его пальцев, и в то же время наверху загрохотали мушкетные выстрелы, прямо над их головами.

Дориан понял, что брата могли ранить; он слышал, как тело Тома пролетело вдоль стены вниз, потом последовал глухой удар о землю…

– Ох, нет, боже, пожалуйста, не надо! – закричал Дориан.

Он пытался высунуться из амбразуры настолько, чтобы увидеть, в самом ли деле брата убили, но цепь удержала его.

Потом выстрелы загремели один за другим, стражи палили со стены как сумасшедшие. По всему гарнизону моментально поднялась суматоха. Через несколько минут Дориан уже слышал арабские голоса снизу, под своим окошком.

– Здесь никого нет! – выкрикнул кто-то, обращаясь к стражам наверху.

– Я же знаю, что попал в него! – прокричали сверху. – Он должен быть там!

– Нет, здесь никого, но я вижу след на земле, где он упал.

– Должно быть, сбежал в лес.

– Кто это был?

– Неверный. Я видел совсем белое лицо при луне.

Голоса удалились к роще.

Потом Дориан снова услышал крики и выстрелы, теперь уже среди деревьев. Но постепенно все затихло вдали.

Остаток ночи Дориан простоял под амбразурой, прислушиваясь в ожидании. Наконец последние искры надежды погасли, и когда серый рассвет поднялся наконец над бухтой и океаном, Дориан не увидел «Серафим».

Только тогда он вернулся в свою постель и зарылся лицом в шелковую подушку, чтобы заглушить тяжелые рыдания.

За ним пришли в полдень. Две женщины, заботившиеся о нем, плакали и завывали, зная, что их хлопотам пришел конец, а тюремщик разомкнул железные кольца на ногах Дориана и грубовато сказал:

– Ступай с богом, маленькая обезьянка! Некому теперь будет смешить нас.

Бен Абрам отвел его вниз, где ждал аль-Ауф. Пират стоял, злобно уперев кулаки в бока; его борода стояла дыбом от гнева.

– Что за иностранные собаки шастали ночью вокруг твоей конуры, щенок? – резко спросил он.

– Я ничего об этом не знаю. – Дориан, хотя и чувствовал себя брошенным и напуганным, старался держаться вызывающе. – Я спал и ничего ночью не слышал. Может, это дьявол послал тебе дурной сон?

Дориан никогда не выдал бы им Тома.

– Я больше не намерен терпеть твою наглость, – заявил аль-Ауф, делая шаг к Дориану. – Отвечай, семя Сатаны! Кто был у окна твоей камеры? Стражи слышали, что ты разговаривал с чужаком!

Дориан молча уставился на него, собирая во рту слюну.

– Я жду! – угрожающе произнес аль-Ауф и наклонился к Дориану так, что их глаза оказались в каком-нибудь дюйме друг от друга.

– Больше не жди! – резко произнес Дориан и плюнул в лицо аль-Ауфу.