Уилбур Смит - Муссон

Пока он за ней наблюдал, маленькая стайка морских птиц, с десяток или чуть больше, промчалась мимо дау, спеша присоединиться к гигантскому сборищу. Ему хотелось получше рассмотреть то, что лежало впереди, а заодно и проверить настроение корсаров, посмотреть, какую степень свободы они могут ему позволить.

Он шагнул вперед, и круг арабов расступился перед ним: они уважительно отошли с его пути, как будто боялись нечаянно к нему прикоснуться.

Один, правда, дотронулся до волос Дориана, когда мальчик проходил мимо, но Дориан не обратил на это внимания.

– Не спускайте с него глаз! – крикнул капитан дау, стоявший у руля. – Он не должен сбежать!

– Эй, Юсуф, – ответил ему кто-то, – думаешь, он настолько свят, что может летать по воздуху, как ангел Джабраил?

Все засмеялись, но никто не сделал попытки остановить Дориана. Он прошел вперед и остановился возле единственной невысокой мачты.

Постепенно бахрома пальм под тучей морских птиц приближалась, и Дориан уже мог рассмотреть мыс на северной стороне явно небольшого острова. Дау прошло еще немного, и на солнце блеснули стены прямоугольного строения из белых глыб. Потом Дориан увидел пушки на стенах и целую флотилию судов в заливе под крепостью.

– «Минотавр»! – внезапно воскликнул он, узнав высокие мачты и общие очертания корабля, с которым «Серафим» сражался всего несколько дней назад.

Корабль, обладавший более высокой скоростью хода, безусловно пришел сюда быстрее крошечного дау. Он стоял на якоре в середине залива под голыми мачтами, и по мере приближения Дориан уже мог отчетливо рассмотреть повреждения, причиненные кораблю пушками «Серафима».

Еще ближе – и он уже прочитал новое имя корабля, сменившее английское и написанное на борту арабскими буквами: «Дыхание Аллаха».

Но «Минотавр» оказался не единственным большим кораблем в этом заливе: там стояли еще четыре – один больше и три поменьше «Минотавра». Дориан рассудил, что их, видимо, тоже захватили корсары из европейских конвоев торговцев, ходивших на Восток.

Пять больших кораблей с драгоценным грузом представляли собой гигантскую добычу. Неудивительно, что имя аль-Ауфа пугало всех в южных морях.

Мысли Дориана были прерваны криком Юсуфа, капитана, стоявшего у руля:

– Ложись на левый галс!

По палубе затопали босые ноги, палуба слегка накренилась. Единственный парус наполнился ветром с правого борта, и капитан повел дау через узкий проход между рифами, охранявшими вход в бухту.

– Заприте аль-Ахмару в носовой каюте! Спрячьте, его не должны увидеть солдаты на стенах форта! – крикнул Юсуф.

Двое мужчин схватили Дориана за руки и вполне вежливо отвели в маленькую каюту на баке.

Хотя они заперли дверь на засов, в каюте имелись иллюминаторы по обе ее стороны. Дориан посмотрел наружу: ему отлично была видна вся бухта, в которую входило дау.

Пролив резко изгибался между кораллами, потом подводил ближе к стенам форта. Дориан посмотрел вверх, на пушки, что высовывались из амбразур, и увидел рядом с ними темные лица артиллеристов. Легкий голубой дымок тлеющих фитилей взмывал вдоль каменных стен. Потом раздались приветственные крики гарнизона, узнавшего команду дау.

Капитан бросил якорь почти у самой кормы «Дыхания Аллаха» и стал звать людей у яликов, стоявших у берега под стеной.

Трое мужчин сели в лодки и, подойдя к дау, остановились рядом.

Последовал долгий жаркий спор между членами команды. Дориан прислушался к перепалке сквозь тонкую переборку каюты: арабы решали, кто должен сопровождать капитана и аль-Ахмару на берег. Наконец Юсуф положил спору конец, выбрав троих и приказав им спуститься в ялик. После этого он вошел в каюту и оскалил желтые зубы в жуткой фальшивой улыбке:

– Мы сходим на берег, на встречу с аль-Ауфом.

Дориан смотрел на него пустыми глазами, по-прежнему не давая знать, что он понимает по-арабски. Вздохнув, Юсуф жестом объяснил свои намерения.

– Нужно спрятать твои прекрасные волосы. Я собираюсь ошеломить аль-Ауфа.

Он снял с колышка, торчащего в стене у двери, грубый серый балахон и показал Дориану, что тот должен его надеть.

Хотя от балахона воняло старым потом и тухлой рыбой, Дориан повиновался. Юсуф натянул капюшон на его голову, прикрывая волосы и лицо, потом взял Дориана за руку, и они спустились в ялик.

Лодчонка дошла до берега, затем они направились вверх по склону по скрипучему коралловому песку. Трое арабов сомкнулись вокруг Дориана, и Юсуф привел их в пальмовую рощу, а оттуда они проследовали дальше по тропе к стенам крепости. Они миновали небольшое кладбище в середине рощи. Некоторые из надгробий явно стояли там с очень древних времен, их коралловые камни потрескались и осыпались. Христианские кресты были сбиты. В дальнем конце кладбища виднелись могилы новее, без надгробий; свежие горки земли отмечались только белыми флажками на коротких древках – на них были написаны по-арабски молитвы. Флаги развевались на ровном ветру.

Кладбище осталось позади. Тропа, ведущая дальше через рощу к форту, внезапно вывела их на другую поляну.

Дориан остановился от потрясения и ужаса: здесь вдоль тропы по обе ее стороны на треногах, сколоченных из грубых бревен, висели обнаженные человеческие тела.

Поляна явно представляла собой место казни.

В некоторых из жертв на треногах еще теплилась жизнь. Они дышали и едва заметно шевелились.

Один напрягся всем телом и громко застонал, прежде чем обвиснуть в державших его оковах. Другие были давно мертвы, некоторые явно уже несколько дней; их лица застыли в масках агонии, животы раздулись, кожа была докрасна обожжена солнцем.

И всех их, живых и мертвых, недавно жестоко пытали.

Дориан, похолодев, уставился на одного казненного, у которого вместо ног остались черные обожженные обрубки. Другим выжгли глаза горячим железом… У кого-то из несчастных вырвали языки, и мухи синими облаками кружили над их взрезанными горлами.

Кто-то из еще живых хрипло молил о воде, другие взывали к Богу. Один увидел Дориана и, вытаращив на него огромные темные глаза, повторял монотонным шепотом:

– Аллах велик, Аллах велик…

Его язык так почернел и распух от жажды, что слова едва можно было разобрать.

Один из охранявших Дориана арабов засмеялся и шагнул с тропы. Он посмотрел вверх, на умирающего, и сказал:

– На твоих губах имя Аллаха – это богохульство!

Он не спеша вынул из ножен изогнутый кинжал, а другой рукой схватил гениталии умирающего.

Одним быстрым ударом он отсек их и тут же запихнул в рот жертвы.

– Вот теперь ты замолчишь! – хихикнул он.

Измученный человек даже не дрогнул от боли; его страдания уже перешли за грань чувствительности.