Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Действовавшая в городах карточная система распределения продуктов и промышленных товаров носила подчеркнуто классовый характер. Все трудовое население разделялось на четыре категории: лица, занимающиеся тяжелым физическим трудом; не тяжелым физическим трудом, больные и дети; люди свободных профессий, служащие, члены семей рабочих и служащих; частные предприниматели. Последней категории полагалось в восемь раз меньше хлеба, чем рабочим. Нормированное снабжение через растущее количество разного рода пайков – для красноармейцев, ученых, медиков, кормящих матерей и так далее – стало основной формой снабжения населения. Умение получить максимальное количество пайков получило название «пайколовство».

Школу выживания девятнадцатого года образно охарактеризовала Марина Цветаева: «Мы научились любить: хлеб, огонь, дерево, солнце, сон, час свободного времени, – еда стала трапезой, потому что голод (раньше «аппетит»), сон стал блаженством, потому что «больше сил моих нету», мелочи быта возвысились до обряда, все стало насущным, стихийным » 2081.

Художник Юрий Павлович Анненков: «1920 год. Эпоха бесконечных голодных очередей, “хвостов” перед пустыми “продовольственными распределителями”, эпическая эра гнилой промерзшей падали, заплесневелых хлебных корок и несъедобных суррогатов» 2082. Когда война заканчивалась, Ленин поспешил уменьшить количество лиц, находящихся на госснабжении. 6 ноября 1920 года он написал дополнение к проекту постановления СНК о введении основной нормы рабочего снабжения: «Признавая вполне правильной политику НКПрода, состоящую в уменьшении количества норм снабжения, поручить Компроду внести декрет об уменьшении количества норм выдачи хлеба с точным перечнем этих норм» 2083.

Выпивки легально в России не было. 19 декабря 1919 года Ленин подписал декрет «О воспрещении на территории страны изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к напиткам спиртосодержащих средств». Государство спирт и водку не производило, стало быть, их поставляли на рынок частники. Органы ВЧК вели по всей стране ожесточенную войну с самогонщиками. Уголовная ответственность была установлена не только за изготовление и продажу, но и употребление самогона. И производили, и продавали, и употребляли.

Одежда теперь была призвана помочь затеряться в толпе и подчеркнуть пролетарское происхождение. За шляпу могли и застрелить. Впрочем, в годы Гражданской войны одежда – кроме военной формы – практически не производилась. Экспроприированное у лишенцев и уехавших за границу имущество поступало на склады и выдавалось по ордерам. «Форменной одеждой» госслужащих стала кожаная тужурка.

В России произошла дезурбанизация. «Заснеженная, холодная, голодная Москва января двадцать первого года, – вспоминал Леонид Утесов. – Худые люди тянут деревянные саночки, на которых лежит какая-то скудная кладь; пара поленьев, мешок с какой-то рухлядью, могущей служить дровами, иногда краюха хлеба, завернутая в тряпицу» 2084. Соломон впервые после революции посетил Петроград: «Закрытые магазины, дома со следами повреждений от переворота. Унылые, часто еле бредущие фигуры граждан, кое-как и кое во что одетых. Улицы и тротуары поросшие, а то и заросшие травой. Какой-то облинялый и облезлый вид всего города. Как это было непохоже на прежний нарядный Питер» 2085. Разваливался городской общественный транспорт, приходили в упадок и дороги, и канализация. Если в 1913 году, по подсчетам Пола Кеннеди, городское население России составляло 12,3 млн человек, или 7 % населения, то в 1920 году – 4 миллиона, или 3,1 % населения 2086. В том же 20-м году в Британии в городах жили 37,3 %, в Германии – 35,7 %, в США – 25,9 %.

Квартирный вопрос сильно портил россиян еще до революции. Задача улучшения жилищных условий была реальной. В соответствии с принятыми в конце 1917 года декретами и постановлениями СНК и НКВД, владельцы жилья лишались права им распоряжаться: весь жилой фонд передавался в ведение городских властей, получивших право реквизировать свободные площади и вселять нуждающихся 2087. Рабочих стали перемещать в квартиры состоятельных людей, сначала в те, которые пустовали после их бегства или эмиграции. В августе 1918 года был принят декрет «Об отмене прав частной собственности на недвижимое имущество», после чего домовые комитеты и комиссии по вселению приступили к распределению и заселению и тех квартир, которые их владельцы не собирались покидать. Госорганы были завалены жалобами на незаконные выселения и вселения, конфискации, реквизиции. Главными инструментами в борьбе за квадратные метры стали доносы о буржуазном происхождении и антисоветских взглядах. При этом состояние жилого фонда, лишившегося хозяина, стало стремительно деградировать.

Одной из коммунистических идей было создание фаланстеров – домов-коммун, прививающих принципы коллективизма. Коммунальные квартиры на многие десятилетия стали почти всеобщей формой расселения людей в городах. Перебиравшаяся в города молодежь селилась в общежитиях, где действовали правила обобществленного быта: делили не только еду, но часто и одежду.

Малый СНК 8 августа 1921 года принял положение «Об управлении домами», в котором ответственность за сохранность жилого фонда возлагалась, в первую очередь, на заведующего домами. Документ попал на глаза Ленина, который написал: «Наши дома – загажены подло. Закон ни к дьяволу не годен. Надо в 10 раз точнее и полнее указать ответственных лиц (и не одного, а многих, в порядке очереди) и сажать в тюрьму беспощадно» . А подписав решение Малого СНК о двух миллиардах рублей на чистку Москвы и прочитав «Положение» Наркомздрава о неделе оздоровления жилищ, – Ленин «пришел к выводу, что мои подозрения (насчет полной негодности постановки всего этого дела) усиливаются. Миллиарды возьмут, раскрадут и расхитят, а дела не сделают. В Москве надо добиться образцовой (или хоть сносной , для начала) чистоты, ибо большего безобразия, чем “советская” грязь в “первых” советских домах, и представить себе нельзя. Что же не в первых домах?» Выход из положения Ленин предлагал для себя не оригинальный – больше проверок и контроля» 2088.

Число человеческих жертв в Гражданскую войну было гораздо больше, чем в Первой мировой. Российская империя, утверждал Питирим Сорокин, в 1914 году вступила в войну «с численностью подданных в 176 млн. В 1920 г. РСФСР вместе со всеми союзными советскими республиками, включая Азербайджан, Грузию, Армению и т. д., имела лишь 129 млн населения. За шесть лет Русское государство потеряло 47 млн подданных». «Такая убыль за подобный период мне неизвестна из истории европейских стран. Она едва ли когда-либо имела место в истории России». Прямые военные потери от Первой мировой и Гражданской войн Сорокин оценивал в 5 млн человек. «Остальные 16 млн приходятся на долю их косвенных жертв: на долю повышенной смертности и падения рождаемости» 2089.