Джон Норвич - Краткая история Франции [litres]

16 мая 1770 г., когда Людовику исполнилось шестнадцать, он женился на пятнадцатой из шестнадцати детей императрицы Марии Терезии. Четырнадцатилетнюю эрцгерцогиню звали Мария Антония, но она более известна нам по французской версии ее имени – Мария-Антуанетта. Родители эрцгерцогини мало заботились о ее образовании, однако Мария-Антуанетта по уму заметно превосходила своего мужа. А при ее голубых глазах, густых светлых волосах и безупречном цвете лица она обладала всеми качествами любимой принцессы. Но, увы, она была австрийкой, а для французского народа Австрия – всегда то, от чего стоит ждать беды. Брак с L’Autrichienne (австриячкой) вызывал полное отторжение еще до того, как его заключили.

Людовику она тоже не очень нравилась. Подобно Людовику XIII, он боялся женщин. Его угрюмый, чрезмерно религиозный отец регулярно указывал на бесчисленных любовниц его деда Людовика XV как на наглядный пример порочности, которой нужно избегать любой ценой, и мальчик принял этот совет близко к сердцу. Людовик XVI познакомился со своей невестой всего за два дня до свадьбы, когда встречал ее у леса в Компьене. Через два дня они венчались в Версале, но традиционная брачная ночь закончилась общим смущением: несмотря на щедрое обрызгивание простыней святой водой, Людовик сразу же заснул. Успешного вступления в супружеские отношения не происходило еще семь лет, и за это время репутация обеих сторон понесла существенный ущерб. Начали появляться памфлеты, в которых говорилось, что ее величество теперь ищет удовольствий на стороне, причем и с мужчинами, и женщинами. Отношения Марии-Антуанетты с ближайшей подругой, овдовевшей принцессой де Ламбаль, описывались словами почти беспрецедентной непристойности, хотя принцессу (она была настолько впечатлительной, что однажды упала без чувств, увидев на картине омара), говорят, пасквили задевали гораздо сильнее, чем королеву.

Но дети в конце концов появились: первый прямо перед Рождеством 1778 г., через восемь лет после свадьбы. Особое ликование было в 1781 г., когда долгожданного дофина наконец показали публике. Королева объявила себя совершенно счастливой, но, будучи полной жизненной энергии и не имея интеллектуальных развлечений, угрожающе быстро впадала в тоску. Дворцовый этикет совершенно выводил ее из себя. Да и жизнь с Людовиком давалась нелегко. «Вы знаете, – несколько нелояльно писала она жене австрийского посла, – с каким человеком мне приходится иметь дело? Когда кажется, что вы его уже убедили, под влиянием единственного слова, любого возражения он сразу меняет мнение, даже не осознавая этого». В защиту Людовика следует сказать, что он находился на распутье: разрывался между старой консервативной традицией, в которой его воспитали (великодушная отеческая монархия с аристократией наверху, а под ней церковь и древняя конституция), и новыми философскими идеями, которые он, наверное, не полностью одобрял, но не сомневался, что будущее за ними. Соответственно, хотя первый кабинет Людовика возглавил граф де Морепа (остроумный ветреный циник, в двадцать два года ставший государственным секретарем по делам военно-морского флота, но потом попавший в опалу за написание едкой эпиграммы на мадам де Помпадур), в него также вошел один из выдающихся государственных деятелей XVIII в. Анн Робер Жак Тюрго, вскоре занявший пост генерального контролера финансов. Тюрго был человеком, с которым нужно считаться: экономист, философ и писатель, чьи работы читаются по сей день. «Никакого банкротства, – предостерегал он короля, – никакого повышения налогов, никаких займов». Расходы он решил сокращать по всем статьям: «Я буду бороться с добротой и щедростью, присущими Вашему Величеству и всем людям, дорогим Господу». При этом как честный человек он сократил и собственное жалованье с 142 000 ливров до 82 000. Свою экономическую концепцию Тюрго изложил в эссе «Размышления о создании и распределении богатств» (Réflexions sur la formation et la distribution des richesses). «Я только что прочел шедевр месье Тюрго, – писал Вольтер, – похоже, мы обрели и новые небеса, и новую землю».

Если бы Людовик XVI полностью доверился Тюрго и без колебаний следовал его советам, весьма вероятно, что король уберег бы свою страну от революции. Увы, Тюрго оставался министром меньше двух лет. Его холодная, довольно покровительственная манера общения часто восстанавливала против него людей. «Месье Тюрго, – печально заметил король, – заставляет всех не любить его». То же самое он прекрасно мог бы сказать и о себе, но в случае с Тюрго было и другое. Королеву, во-первых, возмущали постоянные ограничения, которые Тюрго накладывал на привычное ей мотовство, а во-вторых, ее привел в ярость отказ Тюрго сделать министром ее фаворита герцога де Шуазёля, человека проавстрийских взглядов. Банкиры и сборщики налогов видели серьезную угрозу своим доходам; знать и парижский парламент, численность которого король сократил, ненавидели Тюрго за наступление на их привилегии; фермеры – за попытки ввести полностью свободную торговлю. Зависть подчиненных сделала остальное. 12 мая 1776 г. Тюрго приказали подать в отставку. Он дожил до того, чтобы увидеть, как всю его работу загубили, злоупотребления, с которыми он боролся, сознательно восстановили, а Францию вывели на дорогу к самой большой катастрофе в истории страны.

Однако 1776 год вошел в историю не только отставкой Тюрго. Принимая во внимание потери Франции после Семилетней войны за Атлантическим океаном, неудивительно, что французы, начиная с самого короля, поддержали Американскую революцию. Некоторое время они тайно отправляли восставшим оружие и провиант. Вскоре после подписания Декларации независимости Бенджамин Франклин прибыл в Париж в качестве первого американского посла во Франции. Его имя уже было широко известно; ему оказали горячий прием и немедленно приняли в члены Академии наук. Он, естественно, встретился с Вольтером. Два старых человека открыто обнялись под восторженные аплодисменты публики. Поначалу Франция воздерживалась от активного участия в военных действиях, но в декабре 1777 г., вдохновившись капитуляцией британского генерала Джона Бергойна с армией в 6200 человек после двух сражений при Саратоге, Людовик подписал договор о союзе, признающий американскую независимость, и официально вступил в войну. Два последующих года французская армия численностью 7000 человек (значительно больше, чем было в распоряжении Вашингтона) под командованием генерала Жан-Батиста де Рошамбо, которому талантливо помогал двадцатитрехлетний маркиз де Лафайет [113] Памятник генералу Рошамбо, подаренный Соединенным Штатам Францией, стоит в парке Лафайет в Вашингтоне, а памятник самому Лафайету можно видеть в столице США на площади, которая носит его имя. , сражалась на стороне будущего президента. А французский флот успешно противодействовал британскому в освобождении лорда Корнуоллиса, который в итоге капитулировал после осады Йорктауна.