Джон Норвич - Краткая история Франции [litres]

Итак, французы при созыве Генеральных штатов требовали решительных перемен в обществе, однако абсолютно не хотели (и не ожидали) революции. Они не переживали реального насилия со времен Фронды, к тому же теперь перед ними был пример Америки, где, конечно, воевали за свою независимость, но без серьезного гражданского противостояния смогли добиться конституции, основанной на здравых философских принципах. Какие сомнения, что Франция сможет сделать то же самое? И она, наверное, смогла бы, если бы Людовик XVI хотя бы немного понимал свою страну и собственный народ. Если бы он был способен осознать, что буржуазия (третье сословие) уже совсем не такая, как сто лет назад; что она приобрела деньги, культуру и очень значительную силу; что она стремится к равным правам и продвижению по службе в зависимости от способностей человека – тогда, возможно, король спас бы монархию. Но Людовик встал на сторону привилегированных сословий, и эта ошибка стала роковой.

Собрание Генеральных штатов было обречено на провал [116] За эту и последующую главы я весьма признателен своему другу Кристоферу Хибберту, чья книга «Французская революция», на мой взгляд, самая полезная по этому вопросу из всех, что я знаю. – изначально обречено самим местом своего проведения. Король настроился продолжать охотиться в окрестных лесах; ему не приходило в голову (а по-видимому, и никому другому), что в Версале невозможно найти жилье для почти тысячи депутатов [117] Точные цифры таковы: аристократия – 188 депутатов; духовенство – 247, третье сословие – 500. и что представители третьего сословия будут шокированы, увидев своими глазами жизнь королевского двора. К тому же их унизили: они, согласно инструкции, оделись в черное, а их в буквальном смысле слова затмили духовенство в богатом облачении и знать в роскошных одеждах. Более того, они оказались загнанными в огороженное пространство вдали от короля. Король говорил напыщенно и вяло, за ним выступил Неккер и полностью провалился. От финансиста ожидали рассказа об интересующей всех новой экономической политике – вместо этого он больше трех часов приводил факты и цифры, сильно всем наскучив. Аудитория взбодрилась, когда поднялся представитель третьего сословия от Прованса Оноре Габриель Рикети граф де Мирабо.

Строго говоря, Мирабо следовало представлять аристократию, однако собратья отвергли его кандидатуру, приняв во внимание его прошлую беспутную жизнь, вспыльчивый характер и бесчисленные любовные похождения. При первом взгляде на этого человека последнее основание кажется невероятным: он был чудовищно некрасив, с непропорционально большой головой и лицом, изрытым следами перенесенной в три года оспы. Характерно, что он использовал особенности своей внешности как оружие: «Уродство – большая сила», – любил повторять Мирабо. Задетый отказом аристократов, он обратился к третьему сословию Прованса: «Если я бешеная собака, то тем больше причин меня выбрать. Своими клыками я быстро расправлюсь с произволом и привилегиями». Его тут же избрали и Экс-ан-Прованс, и Марсель, а он показал себя самым блистательным оратором Генеральных штатов. Вскоре поступило предложение изменить название собрания депутатов третьего сословия и его статус. После горячих дебатов они назвали себя Национальным собранием – собранием не только одного сословия, а народа. Чтобы расширить представительство, пригласили духовенство, около дюжины священнослужителей присоединились.

Этот акт был довольно умеренным, но он напугал короля, а еще больше – королеву. Если бы Людовик действовал на собственное усмотрение, то, вероятно, уступил бы, как делал обычно, но семья убедила короля стоять на своем. Соответственно было объявлено, что действия третьего сословия незаконны, и его величество решил провести заседание Генеральных штатов в составе всех трех сословий, так называемое séance royale , до которого зал заседаний будет закрыт. Следующим утром, обнаружив закрытые двери, члены Национального собрания на минуту растерялись, а потом, по предложению некоего доктора Жозефа Игнаса Гильотена (его имя впоследствии станет известно совсем по другому поводу), пошли в jeu de paume , большой зал для игры в мяч, который находился рядом, где принесли клятву «не распускаться и собираться в любом месте, которое могут определить обстоятельства, пока не будет разработана конституция» [118] И снова теннис, или игра в мяч, играет существенную роль в истории Франции. .

23 мая Людовик открыл заседание séance royale . Оно тоже с треском провалилось. Сначала король пояснил, что все будущие голосования будут считаться по сословиям, а не по каждому депутату, что означало неизменность прежнего положения третьего сословия. Затем он объявил, что Генеральные штаты могут обсудить налоги, но конечно же не привилегии. Любые будущие реформы будут вводиться по личной воле короля, а не по требованию общественности. «Никакие ваши планы или судебные процедуры, – заключил Людовик XVI, – не станут законом без моего ясно выраженного одобрения». На этом он направился к выходу, аристократия и духовенство потянулись за ним. Представители третьего сословия упрямо оставались на своих местах, а когда прозвучал приказ покинуть зал, Мирабо ответил: «Передайте вашему господину, что мы здесь по воле народа и уйдем только под штыками!» Невозможно себе представить такой ответ Людовику XIV, а Людовик XVI просто пожал плечами. «Будь они прокляты, – пробормотал король, – хотят оставаться, пусть остаются». Всего четыре дня спустя к Национальному собранию присоединилось большинство представителей духовенства, а также сорок семь делегатов от аристократии, и король понял, что долго не продержится.

Однако Мария-Антуанетта и те, кто ее поддерживал (их называли «партией королевы»), не желали сдаваться. 11 июля сняли Неккера. Несмотря на неудачное выступление в Версале, его по-прежнему считали своего рода чудотворцем, и в Париже новость восприняли с тревогой: торговля на фондовой бирже рухнула, биржа закрылась. По всему городу начались беспорядки. Людовик, уже серьезно встревоженный, ввел войска для восстановления порядка (всего шестнадцать полков, преимущественно из иностранных наемников), но на площади Людовика XV их осыпали градом камней, а в районе Тюильри полк драгун бомбардировали садовыми стульями. Тогда же у Пале-Рояля молодой адвокат по имени Камиль Демулен призвал народ вооружаться и идти на баррикады. Свернув листок каштана на манер кокарды, он воткнул его в свою шляпу. Этот поступок быстро превратился в символ: впредь такие кокарды должны были носить все горожане, чтобы их не оплевали на улице. А затем как никогда грозная толпа ринулась в оружейные магазины, обобрала их, пробилась в Дом инвалидов, вытащила не менее 10 пушек и 28 000 мушкетов, а рано утром 14 июля ринулась к Бастилии.