Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

В качестве полномочного посла Ллэнвигана я приобрел огромную популярность в научных кругах. Меня чествовали с таким энтузиазмом, как будто это я вывел новую разновидность амбистом. Надо сказать, что после стольких кошмарных потрясений общение с представителями естественных наук оказало на меня такое же благотворное воздействие, как в других случаях — альпийские пейзажи.

Я часто встречался с Осборном, который вскоре сообщил мне, что получил письмо от Цинтии. Она уже совершенно выздоровела и проявляла живейший интерес к моей скромной персоне.

Я сразу же написал ей теплое письмо, не упомянув, правда, о своем намерении приехать к ней в Швейцарию. Впрочем, осуществить это намерение оказалось делом нелегким. Один из моих новых знакомых, собиравшийся в Америку на конгресс ученых-естествоиспытателей, предложил мне составить ему компанию и выступить перед участниками конгресса с лекцией о Ленгле де Фреснуа и масонах восемнадцатого века.

Возможность совершить путешествие за океан казалась мне весьма соблазнительной, поскольку я никогда еще не ездил в такую даль.

К тому же по зрелом размышлении и пришел к выводу, что у нас с Цинтией все равно ничего не выйдет. Я не смогу жениться на ней. Будучи по натуре записным снобом, я даже мысли не допускал, что девушка, чей род восходит к эпохе Шекспира и Мильтона, может стать спутницей жизни такого ничтожного плебея, как я.

А если произойдет чудо и она все-таки согласится выйти за меня замуж, этот брак не будет счастливым. Потому что, став моей законной половиной, Цинтия сразу утратит в моих глазах то, что мне больше всего нравится в ней и чего, по всей видимости, в ней вовсе и нет: высокомерную горделивую неприступность хозяйки старинного замка.

Пока я предавался подобным рефлексиям, от Цинтии пришло письмо, поставившее все на свои места:

«Дорогой Друг! Очень мило с Вашей стороны, что Вы не забываете обо мне. Это тем более приятно, что последнее время я много читаю, и мне хотелось бы узнать Ваше мнение об этих книгах. Читаю я главным образом французских авторов. Жаль, что Вас нет со мной, потому что я многого не понимаю.

Я уже совсем поправилась и совершаю небольшие прогулки в горы. Хотелось бы найти какой-нибудь красивый поэтический образ, чтобы передать божественную красоту этих гор, но ничего не приходит в голову.

Порекомендуйте мне какую-нибудь хорошую книгу об этнографии ретороманских племен.

Здесь подобралась очень приятная компания. В основном я провожу время со своей школьной подругой Дафной Фитцуильямс и ее братом, капитаном военно-морского флота. Он очень милый молодой человек, хорошо воспитанный и интеллигентный. Я думаю, Вы могли бы с ним подружиться. Капитан Фитцуильямс недавно попросил моей руки.

Мне бы хотелось, чтобы Вы подробно написали, какие у Вас планы на ближайшее будущее, над чем Вы сейчас работаете. И вообще не забывайте, что я являюсь Вашим искренним другом, каковым останусь и впредь. Пишите.

Ваша

Бывают в жизни периоды, когда литератору ничего не остается, как уйти от повседневности и, обратив свой взор к Истории, черпать вдохновение в минувших столетиях.

Всемирная история складывается из историй отдельных наций, и описывать их должны представители этих наций. Но существуют два исторических этапа, которые оказали настолько огромное влияние на судьбы всего человечества, что мы вправе рассматривать их как наше общее прошлое: итальянский Ренессанс и французская революция. События, начавшиеся во Франции и потрясшие всю Европу, гораздо более созвучны атмосфере наших дней, чем всесветная флорентийская весна; французская революция создала все условия для становления буржуазии, и я в силу своей принадлежности к данному общественному классу всегда испытывал живейший интерес к этому историческому периоду.

В течение многих лет я подспудно вел большую подготовительную работу, готовясь к осуществлению своего замысла. Наибольшие сомнения вызывал у меня жанр будущего произведения. Я мог бы написать историческое исследование, монографию. Поскольку события того периода получили достаточно широкое освещение в трудах многих историков, мне оставалось бы только добавить кое-какие живописные детали, попутно изложив свою точку зрения на вышеупомянутые события. Но для того, чтобы найти что-то интересное и действительно заслуживающее внимания, требуется проштудировать массу всевозможной литературы, а милые моему сердцу парижские библиотеки стали для меня недоступными на неопределенный срок [12] А. Серб начал работать над этим произведением в 1939 году, когда гитлеровские войска уже начали оккупацию западноевропейских стран. .

Я мог бы написать роман; должен признаться, что эта мысль довольно долго не давала мне покоя. Но у меня никогда не хватало смелости взяться за исторический роман. Какая-то сверхщепетильность мешала мне вкладывать в уста существовавших на самом деле людей слова, которые они никогда не произносили, а в их сердца — чувства, о которых я могу только догадываться, и к тому же отправлять их в путешествия, которых они никогда не совершали.

В конечном итоге я пришел к жанру, которому затрудняюсь дать название. Можно было бы определить его как «правдивая история» или «история, взятая из жизни», поскольку я поставил себе целью показать без всяких романтических прикрас знаменательные события эпохи Людовика XVI, в которых мировая историография уже в значительной степени сумела разобраться. Тут нечего приукрашивать, поскольку именно в тех событиях сконцентрировались наиболее характерные черты эпохи. Это гениальная драма, созданная самой жизнью.

Исходным материалом для меня послужила история тяжбы, завязавшейся вокруг знаменитого ожерелья, которая довольно подробно описана в прекрасной книге Франца Функ-Брентано «Афера с колье», построенной на богатом фактическом материале. Я не ставил себе задачей дать какую-то новую версию тех событий, ибо они говорят сами за себя и тут нечего добавить. У меня была другая цель: воссоздать ту обстановку, которая предшествовала французской революции. Как раз поэтому я не слишком много внимания уделил перипетиям, связанным с ожерельем, зато постарался ввести в свое повествование как можно больше мелких, но достаточно характерных фактов, дабы читатель имел возможность ощутить неповторимую атмосферу эпохи. Все эти факты я пытался истолковать в той степени, в какой считал это необходимым, и в меру своего разумения, сознавая, однако, что История в конечном счете необъяснима.