Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Главная или по крайней мере одна из наших главных героинь — графиня Жанна де ла Мот начала свою карьеру с самой низшей ступени общественной лестницы. При первой встрече она предстает перед нами в образе восьмилетней нищенки. До этого она пасла гусей, да и то не слишком охотно.

Начнем по порядку. Маркиза де Буленвилье и ее муж ехали в свое имение в Пасси. В то время Пасси еще не являлся парижским районом богатых особняков, а был самостоятельным маленьким селом, находившимся далеко за чертой города, и парижане ездили туда на отдых. Карета медленно тащилась по проселочной дороге. Внезапно к ней подбежала девочка, державшая на руках другую девочку, совсем маленькую. И в следующее мгновение она обратилась за милостыней к сидящим в карете, произнеся совершенно невероятные слова:

— Подайте, Христа ради, двум бедным сироткам, происходящим из королевского рода Валуа.

Во взгляде маленькой нищенки, очевидно, было что-то такое, что придавало ее словам особую убедительность. Маркиза, несмотря на протесты мужа, велела остановить карету. Выслушав странную историю, которую рассказала ей девочка, она заявила, что, если все это подтвердится, она возьмет несчастных сироток к себе и заменит им родную мать.

Не теряя времени, маркиза принялась расспрашивать местных жителей и долго разговаривала с приходским священником, на попечении которого находились обе маленькие нищенки. «Наиболее поразительное во всей этой истории, — пишет Стефан Цвейг, — то, что самые невероятные вещи оказались истинной правдой». Священник привел неоспоримые доказательства того, что все рассказанное девочкой полностью соответствует истине. В жилах сестер действительно текла королевская кровь.

По отцовской линии они происходили от короля Генриха II, правившего с 1547 по 1559 год. В результате любовной связи Генриха II с Николь де Савиньи появился на свет Анри де Сен-Реми (прапрадед девочек), и король признал своего внебрачного сына.

Несколько поколений семейства Сен-Реми жили в своем имении, расположенном в окрестностях Бар-сюр-Об, на северо-востоке Франции. Жили как подобает отпрыскам королей, пока они не сядут на трон: вели хозяйство и охотились, при случае воровали у соседей кур и прочую домашнюю живность, а время от времени тайком занимались истинно королевским промыслом: чеканили монеты. Несмотря на это, денег им вечно не хватало, и отец Жанны барон де Сен-Реми Валуа впал в полную нищету. Жил он уже не в родовом замке, где совершенно прохудилась крыша и на глазах обваливались потолки, а в приусадебной хижине, водил дружбу с крестьянами и женился на своей любовнице, простой служанке, после чего и появилась на свет Жанна, главная героиня нашей истории. Молодая жена обобрала барона до нитки, а когда он заболел, бросила его. Жак де Сен-Реми закончил свою многострадальную жизнь в парижской больнице «Отель Дьё», а его вдова сошлась с солдатом. Для девочки наступили тяжелые времена: ей приходилось просить милостыню и сносить побои от матери и отчима, которые срывали на ней злобу, доведенные до отчаяния нищенской жизнью.

Вот тогда, в 1763 году, и произошла ее встреча с маркизой де Буленвилье, которая взяла к себе Жанну и ее маленькую сестренку. Младшая девочка вскоре умерла от оспы, а Жанна до четырнадцати лет воспитывалась в женском пансионе, после чего ее покровительница устроила девушку в парижскую швейную мастерскую.

В эпоху рококо эти мастерские и ателье имели уже такую же европейскую славу, как и в наши дни. Самой примечательной особенностью Парижа было огромное количество пошивочных ателье и магазинов модной одежды. Луи Себастьян Мерсье, на которого мы еще не раз будем ссылаться, в 1781 году выпустил книгу «Картины Парижа», где весьма живописно воспроизвел тогдашний облик французской столицы; целая глава в этой книге была посвящена работницам швейных мастерских.

«Они сидят за длинным рабочим столом рядом друг с другом, и вы можете увидеть их через окно. Они шьют помпоны, различные украшения для женской одежды, словом, все то, что порождает и видоизменяет мода.

Эти сидящие за столом девушки с иголками в руках то и дело посматривают на улицу и от их внимания не ускользает ни один прохожий. За места, находящиеся ближе к окну, постоянно идут настоящие сражения, потому что прогуливающиеся по улице мужчины постоянно бросают туда взгляды, полные любовного томления.

Нередко девушки из модных ателье делают выгодные партии. Недавняя швея приходит туда, где проработала несколько лет, уже в роли покупательницы, с гордо поднятой головой, с торжествующей улыбкой, и ее бывшая начальница и задушевные подруги зеленеют от зависти.

Есть такие ателье, где царят весьма строгие нравы, и девушки все до единой непорочны. Но сама владелица ателье, как правило, удивляется этому больше всех и рассказывает на каждом углу, как о какой-то небывальщине. Как будто она выиграла пари и может наконец возвестить: „Есть в Париже ателье модной одежды, где все работницы сохранили свою девственность, и это благодаря моей добродетели и неусыпной бдительности“».

Короче говоря, можно предположить, что, работая швеей, Жанна приобрела изрядный жизненный опыт и получила гораздо больше полезных знаний, чем за годы учебы.

Вообще, училась она не очень прилежно. У нее была слишком беспокойная натура, она вечно испытывала какую-то неудовлетворенность и нигде не могла найти себе места. Эта неудовлетворенность постоянно подогревалась сознанием того, что в жилах у нее течет королевская кровь. Маркиза время от времени брала Жанну к себе в дом, но в этом роскошном замке она чувствовала себя на положении прислуги, что причиняло ей новые душевные страдания. Однако она прилагала массу усилий, чтобы войти в полное доверие к своей покровительнице и наконец добилась того, что та выхлопотала ей персональную пенсию при дворе, предоставив доказательства высокого происхождения бедной девушки. (С 1776 года Жанна получает ежегодно восемьсот ливров из королевской казны.) Маркиза забирает из сиротского приюта еще одну сестру Жанны, Мари Аннет, и помещает обеих в женский монастырь в Лонгшампе, куда принимают только девиц благородного происхождения.

Жанне уже двадцать один год, и в душе у нее все та же неприкаянность. Что бы с ней ни происходило, ничто не сможет вытравить из ее памяти унижений, испытанных в детстве. Она навсегда останется той нищенкой, которая, ссылаясь на своих коронованных предков, протягивала руку за подаянием на пыльной проселочной дороге; деклассированной личностью, конфликтующей со всем обществом.

«От своих предков я получила в наследство необузданную гордыню, и доброта мадам де Буленвилье сделала меня только еще более раздражительной, — записывает она в своем дневнике. — Ну что за судьба — вести свой род от Валуа! О, роковое имя, ты открыло мою душу для безудержной гордыни! Из-за тебя я роняю слезы, из-за тебя все мои несчастья».