Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Мои товарищи, вспоминая этот эпизод, уже спустя годы говорили, что он им запомнился, что в этом было что-то особенное.

И это потом вспомнил, как звучит моя фамилия, а тогда мы просто веселились, радовались, как веселятся арабы у гроба Господня в Великую субботу и ничему не придавали избыточного значения. Это потом до меня дойдет, что в Синайской пустыне именно на горе Хорив Моисей получил скрижали Завета.

У нас же, как у Нового Израиля, своя история, своя гора Хорив и свой Завет. Народ Израиля не сохранил Ковчег Завета и отверг Новый Завет. Мы тот народ, те язычники, о которых говорил апостол Павел, которые воспримут Слово Божие. И через тысячу лет дело князя Владимира Крестителя Руси живо, цел и символ русской государственности, и общерусского единства — шапка Мономаха.

Когда, будучи в пещерах Лавры, просил святых отцов прояснить мой разум, то думал, что ответ будет соразмерен моему масштабу. Но пришлось получить послание, касающееся не лично меня, а судьбы русской цивилизации. Наследники Мономаха за тысячу лет разбрелись с этого места на четыре стороны света. Вот и мы на Хоривице были вчетвером…

Вернулся в Харьков и понял: то ли мир изменился, то ли я в нем. Я не мог найти себе место. Мысли теснились, просто кричали во мне: запиши, что получил. Записал идею, но покоя все равно не обрел.

Интересно, что на тот момент я не читал ничего на тему устройства русской монархической государственности. Не знал я трудов Льва Тихомирова, Ивана Солоневича, Ивана Ильина, Митрополита Иоанна Снычева.

Не знал, что уже давно написаны Ильиным слова о спасительной идее, которая нужна России: «России же нужен не шум, а ответственная идея — на десятилетия, на века… Идея не отрицательная, а положительная; государственная созидательная; но не формальная, т. е. не ограничивающаяся простым указанием на голую форму правления, т. е., например, на “монархию” или “республику”, так, как если бы этим разрешались важнейшие и глубочайшие проблемы… Эта идея должна быть государственно-историческая, государственно-национальная, государственно-патриотическая, государственно-религиозная» («Творческая идея нашего будущего»).

И все-таки шапка Мономаха родом из Византии

До 13 марта 2002 года эта тема просто не входила в круг моих интересов. Но записал все, что смог вместить, под заголовком «ДУХОВНЫЙ ЦЕНТР СЛАВЯНСКОГО ЕДИНСТВА», а в шутку «апрельскими тезисами», в пику тем, которыми некогда была разрушена историческая Россия. А почему бы и нет? Как говорится, клин клином вышибают.

Если меня до этого заботило, как собрать деньги с реализаторов газеты и рассчитаться с типографией, то теперь открылся новый горизонт — меня стала волновать судьба общерусского наследия.

В том письме писал о том, что волк боится красных флажков, потому что его генетическая память хранит костры первобытного человека. Так же и у нас в памяти братоубийство и междоусобица. Отсюда недоверие друг к другу и нежелание протянуть открытую ладонь. Но символ единства — шапка Мономаха — пробудит другой ген, будет ключом к завету князя и объединению этносов, вышедших из одной колыбели. Написал не только о необходимости перенесения центра русско-украинских отношений в Харьков и об объединении Новая Русь, которое вырастет из Харькова, но и в конечном итоге о необходимости возвращения России к монархии. Но этот вопрос можно поднимать только по итогу объединения русских земель.

В ХХ веке материалисты утверждали, что сознание — это форма отражения, но в веке XXI даже ученые в это не верят. Уже очевидно, что сознание — это форма проявления, а что именно проявить, что пропустить через себя, на какой канал настроиться, это зависит от нас.

Мне представилось, что на земле всего пять борющихся организмов цивилизаций и один из них расслаблен и расчленен. Меня преследовало чувство, как будто некое существо дышит мне в затылок и что-то от меня требует, а я против него — микроб. Тогда записал для себя в дневнике, что это дыхание пробуждающегося былинного богатыря, спавшего вековым сном. Мне был уже понятен один важный закон физики — из двух проводников лучше тот, который дает наименьшее сопротивление. Надо было записать в виде письма и по возможности без искажения то, что я провел через себя на горе Хоривице. Конечно, перечитывая сейчас написанный мною тогда текст письма, вижу свою наивность и то, что все же пытался его адаптировать для понимания.

И все же идея, которая мне пришла на горе Хоривица, никак не соответствовала моему личному масштабу. Я решил: единственное, что могу сделать — это передать письмо Путину. Стал готовиться к поездке в Москву.

«Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз: во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе.

Тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление, чтобы отвести человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом» (Иов 33;14–18).

За неделю до поездки мне приснился странный сон: во сне пришли Витя Цой и покойный ветеран войны Василий Артемович, дошедший до Эльбы, отец моего товарища — художника Славика Котенко. Витя Цой мне что-то говорил, но я запомнил только одно, последнее: «Раньше трех часов не выходи, в разборки попадешь».

Спрашиваю: дня или ночи?

— Ночи

Прощаясь, Витя протягивает руку Артемычу, я тоже протягиваю руку, а он мне говорит: «Еще не время». И прощается кивком головы.

Проснулся в некотором недоумении, что это все значит? Интересно, где и когда всплывут эти три часа? Нет, я не хочу в эти ночные разборки!

Припоминаю еще, что Артемыч с Цоем перекинулись парой фраз:

— Ну что, он урок (блатных) не видел?

— Видел.

— Значит, переживет как-нибудь.

И исчезли.

Для меня Артемыч являл образ настоящего русского солдата. В детстве он осиротел. Воспитывался в Куряжской колонии под Харьковом известным педагогом Антоном Макаренко. Фильм «Путевка в жизнь» — это про него. Трудно поверить, но, воюя в пехоте и даже в штрафбате, Артемыч дошел до Берлина. Истории, которые рассказывал о войне Василий Артемыч, в основном касались мая 1945-го, и сюжеты были веселые. Он вспоминал встречу с американцами на Эльбе, и эпизод, когда вместе с ними воспитывал англичан за то, что они не хотели меняться провиантом. Причем в сюжет избиения английских часовых, охранявших винзавод или колбасный цех (уже точно не помню), я не особо верил. Пока не увидел по каналу «Дискавери» откровения американского ветерана о том, как они вместе с русскими лихо разобрались с чопорными англичанами, которые, вместо того чтобы праздновать победу, нудили о важности соблюдения устава воинской службы.