Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Лихие 90-е. Василий Артемыч пришел за майской пенсией на почту, но пенсии не было. Фото Сергея Долженко

Образ никогда не унывающего Василия Теркина и образ Василия Артемыча для меня слились воедино. Если послушать его рассказы, то нацистский зверь был загнан в свое логово лишь шутками да прибаутками таких весельчаков, как он.

Написав письмо Путину, в обстановке строжайшей секретности приготовился к поездке. Перед выходом из дома присел на дорожку и выхожу из дверей. В дверях — мой друг юности Андрей, с которым мы учились в ХСТ (Харьковский строительный техникум) на архитектурном отделении. Он только что купил новую красную куртку пиджачного типа и говорит:

— Далеко собрался?

— В Москву.

— И что, ты в своей кожанке поедешь? Так это до первого мента. Каждый будет останавливать. Давай меняться.

Едем до вокзала. По секрету рассказываю ему о целях поездки и показываю копию письма. Говорю, чтоб сохранил на всякий случай. К вокзалу подъезжает еще один друг, единственный, кто знал о цели поездки, и они оба меня провожают.

В Москве еду в метро, женщина читает книгу, заглянул — текст об Илье Пророке. Из выхваченной цитаты понял, что Илья должен что-то кому-то сказать. Думаю: да, текст по теме. Как говорится — верным курсом идете, товарищи!

Приезжаю к знакомому архитектору, выпускнику ХИСИ. Удивительно, но успешный архитектор, прочно осевший к тому времени в Москве, не покрутил у виска пальцем, а всерьёз озадачился, как и чем мне помочь?

В первый день я разнес письма по разным адресам. Ломился в Госдуму, ко мне вышел некий дедушка. Оказалось, помощник депутата из ЛДПР Митрофанова. Я ему отдал письмо и прямо тряс его со словами: льдины расходятся в разные стороны, трещина увеличивается, а в ледяной воде барахтаются миллионы русских людей! Гроза надвигается, надо срочно что-то решать!

Потом долго разыскивал приемную Михалкова на Патриарших прудах, пока не подсказали охранники какого-то банка, в каком переулке его найти. Михалкова не было. Он, как мне сказали, был в Испании. Письмо для Михалкова оставил помощнику.

В Доме Правительства Российской Федерации (Белом доме) какой-то дедушка принял письмо, с изумлением слушал мою пламенную речь и, пожалуй, больше переживал о моем здоровье. Еще один экземпляр письма был заброшен в приемную Лужкова.

После чего я обошел Кремль. Да уж: Велик Кремль, неприступен, и письма сюда никак не закинуть. За этой стеной столетиями бьется двухкамерное сердце России. В двух Соборах Кремля нашли покой мужи — строители русской цивилизации. В Успенском соборе — митрополиты и патриархи, а в Архангельском — благоверные князья и цари, правившие до Петра I.

Демократическая мешанина в мозгах лишила современного человека чувства ранга и иерархии. Многие, толкаясь, нагло хватаются за бразды державного строительства, пытаются застолбить свою ось, даже ценой погибели вечной души. Власть дается народу по его духовному состоянию: и как наказание через недостойного правителя, и как благословение через достойного. «На кого Бог укажет, того и народ изберет», — так неслучайно говорят в народе.

И все же, что бы ни говорили выполнявшие партийный заказ советские историки, шапка Мономаха имеет именно царское византийское происхождение.

Апрель 2002-го, Великий строгий пост, тогда я пришел к осознанию того, что надо поститься. Понял, что в общем-то у человека выбор невелик — либо самоограничение, либо ограничение вынужденное. Аскеза — это на самом деле путь свободного человека, а не раба страстей, разрываемого бесчисленными вожделениями. С такими мыслями я свел свой дневной рацион к лавашу, который жевал на ходу.

Беззаботная молодежь радуется весеннему солнцу и тусит на лужайках под древним историческим полотном — кремлевской стеной. Мне хотелось кричать им, молодым и беспечным: «Как вы не видите?!» Идеи, овладевающие коллективным разумом, подобны вирусам. Народы, не имеющие духовного иммунитета, становятся жертвами различных идеологических «измов». И уже формируется страшный ураган, уже растут манкурты, которые будут одержимы одной идеей — убивать вас только потому, что вы еще остаетесь русскими!

Я шел по центру Москвы, жевал лаваш, смотрел на непреодолимую Кремлевскую стену, за которой сидит тот, кому, как мне представлялось, было по силам все поправить. Но за пару дней пребывания в Москве нагромождения моих иллюзий стремительно таяли, как снег под апрельским солнцем, и у меня все время мучительно болела десна — прорезался запоздавший зуб мудрости.

Но без боя я сдаваться не хотел. Мне надо было исчерпать все возможности. Мой товарищ предложил мне некоего олигарха. Не помню уже ни имени, ни фамилии. Олигарх был его заказчиком, и офис его располагался на Новом Арбате.

Еду в метро, опять женщина рядом читает книгу, выхватываю слова: «Не слушают Илью Пророка».

Да, думаю, слишком разные миры у нас, живших там, в Харькове, и тех, кто здесь, в Москве. Наша боль сюда не доходит.

Долго меня осматривали охранники внизу, потом уже наверху у кабинета. Зашел в просторный кабинет, сидит человек средних лет, подкачанный, уверенный в себе. Начинаю говорить, и он как-то сжимается, съеживается и теряется. В итоге говорит: «Дружище, это не мой уровень». Сочувствующе советует обратиться к Жириновскому.

— Ну ладно, дядя, пока.

Уже вечером бреду по Москве. Вижу: в домах встроен храм. Надпись: храм Ильи Пророка. Зашел поставить свечку. В храме была вечерняя служба — батюшка, певчие и больше никого. Меня охватило явственное присутствие духа. Переполненный людьми центр Москвы, в центре Москвы старинный безлюдный храм, в котором молился еще Иван Грозный. Храм, перед которым собиралось народное ополчение, а теперь от него десантники крестным ходом ежегодно шествуют на Красную площадь. Из материального обыденного мира я вдруг перенесся в фильм Тарковского. Время исчезло. Я не заметил, как пролетела служба, вышел на улицу, иду в раздумьях, куда глаза глядят, и останавливаюсь в переулке перед табличкой «Приемная президента российской Федерации по работе с обращениями граждан». Все-таки, думается, Илья Пророк — небесный покровитель не только вдвшников, но и общественников.

Слово «пророк» в нашем понимании — это какая-то недосягаемая для живущего на земле высота, это что-то страшное, таинственное, связанное обязательно с прошлым и очень редко встречающееся. Обычно представляется некий седовласый дядя из Библейского сюжета, сурово обличающий окружающих.

Духовенство Иудеи, к примеру, было твердо убеждено в том, что «из Галилеи не приходит пророк» (Ин. 7:52).