Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

Речь шла о том, что в бытность генеральным прокурором СССР Романа Руденко, его ведомство долгое время не было послушным орудием в руках КГБ. Однако по мере проблем со здоровьем у Руденко (он был 1907 года рождения и прокуратуру возглавлял с 1953 года), Андропов постепенно оттеснял его от власти, направляя туда своих людей. В итоге первым заместителем Руденко в 1976 году был поставлен Александр Рекунков — человек Андропова. А год спустя еще одним заместителем Руденко и начальником следственного управления Прокуратуры стал другой протеже шефа КГБ — Василий Найденов. И практически тут же было затеяно «краснодарское дело» против Сергея Медунова, который был давним соперником андроповского любимчика Михаила Горбачева. В итоге, благодаря «краснодарскому делу» Медунов был дискредитирован, а Горбачев, у которого в Ставропольском крае царила не меньшая (если не большая) коррупция, наоборот, был вознесен — началось его стремительное восхождение на высший партийный Олимп. Та же история теперь повторялась и в случае с Рашидовым, против которого и было затеяно «узбекское дело», причем, как явствовало из слов Федорчука, подключиться к нему должны были все те же руки — из союзной Прокуратуры. Причем теперь Рекункову в стенах Прокуратуры уже никто помешать не мог — Руденко два года назад отправился в мир иной, оставив на него свое хозяйство.

— Скажу вам больше, Шараф Рашидович, — продолжил свою речь Федорчук. — Управление по надзору за следствием и дознанием в органах МВД в союзной Прокуратуре возглавляет Герман Каракозов — армянин. А ведь, как известно, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Если уйдет армянин Мелкумов, то в дело бросят его соплеменника — Каракозова.

— Если в Москве об этом знают, почему не предпримут нужных действий? — задал естественный вопрос Рашидов.

— Вы забываете, что генсеком у нас стал Андропов, а не, к примеру, Щербицкий, — ответил министр.

После чего взглянул на часы, показывая тем самым, что разговор пора завершать. Да и Рашидову надо было уже закругляться — вот-вот должны были объявить о прилете другой делегации.

Когда Рашидов и Федорчук вышли из комнаты в зал ожидания, первое, что сделал министр — жестом подозвал к себе Алексея Игнатова, который стоял неподалеку.

— Вот, Шараф Рашидович, хочу вам представить одного из лучших наших сыщиков — Алексея Игнатова, — представил Рашидову своего подчиненного министр. — В свое время с ним поступили несправедливо, перевели из МУРа в низовое отделение милиции, но мы эту несправедливость скоро исправим. А к вам он прибыл, чтобы расследовать одно дерзкое преступление, совершенное недавно в Москве. Какие-то сволочи убили заслуженного человека, ветерана войны, а нити этого преступления ведут к вам.

— Это сделали жители Узбекистана? — не скрывая огорчения, спросил Рашидов.

— Нет, но эти люди, видимо, имеют здесь какие-то личные интересы, — ответил за министра Игнатов.

— Поэтому я прошу вас, Шараф Рашидович, обеспечить товарищу Игнатову максимальную поддержку в его расследовании, — вновь вступил в разговор Федорчук.

— Конечно, можете в этом не сомневаться, — заверил министра Рашидов. — Может, у вас есть какие-то просьбы, товарищ Игнатов?

В этот самый миг к ним подошел министр внутренних дел Узбекистана Ниматжан Ибрагимов. И Федорчук, взяв его под локоть, отвел в сторону, чтобы обсудить завтрашнее мероприятие. Стояли они неподалеку и вполне могли услышать то, что Игнатов собирался сказать Рашидову конфиденциально. Но поскольку лучшей возможности для подобного разговора могло и не представиться, сыщик все-таки решился. Глядя в глаза Рашидову и понизив голос, Игнатов произнес:

— Вам передает привет Джура. Он так же просил передать вам одно сообщение: «Овсянников не тот, за кого себя выдает, а Секеча хотят переманить».

Услышав эти слова, Рашидов какое-то время с недоумением смотрел на собеседника, после чего спросил:

— А кто такой Джура?

— Я понимаю ваше недоверие, но у нас слишком мало времени, — ответил Игнатов. — Джура — это Александр Бородин. На днях он очень сильно меня выручил, поэтому я у него в большом долгу. И именно сейчас я этот долг ему и возвращаю. В противном случае он бы мне не доверился.

Рашидов не зря столько лет провел в политике, поэтому в людях умел разбираться. Бывало, конечно, когда чутье его подводило, и он ошибался в человеке, но только не в этом случае. Глядя в глаза сыщику, Рашидов не заметил в них ни тени лукавства или намека на какой-то обман. Да и как можно было сомневаться в услышанном, когда Игнатов назвал не только псевдоним, но и истинные имя и фамилию того, кто под ним скрывался.

— Спасибо большое, Алексей, я вас услышал, — ответил, наконец, Рашидов и протянул сыщику свою раскрытую для рукопожатия ладонь.

Стоявший рядом Федорчук, увидев этот жест, только порадовался — значит, дело, ради которого вместе с ним прилетел в Узбекистан сыщик, теперь будет спориться. Об истинной подоплеке этого рукопожатия министр знать не мог и даже не догадывался.

Член-корреспондент Академии наук Узбекской ССР Саид Максумов сидел напротив следователя Алексея Жарова и, глядя ему в глаза, думал: «И откуда только такие люди берутся? Как они попадают в наши органы правосудия, которые должны стоять на страже законности? Впрочем, подобное уже было в нашей истории. Вот точно такой же вахлак в тридцать седьмом году допрашивал моего отца, большевика-ленинца, и во время допроса сломал ему челюсть. Отец потом всю жизнь мучился этой травмой. Перед самой войной его освободили из тюрьмы, вернув все регалии. А того следователя, говорят, расстреляли. Более сорока лет минуло с тех пор и вот, кажется, опять все возвращается — теперь уже я арестован по ложному обвинению. Челюсть мне пока еще не сломали, но если так дальше будет продолжаться, то за этим, судя по всему, дело не станет».

— Максумов, что вы молчите? — вынимая сигарету изо рта, спросил Жаров.

— Я уже вам все давно сказал — я невиновен, — устало ответил допрашиваемый.

— Это я уже неоднократно слышал, — не скрывая раздражения, произнес следователь. — И с тем, что вы невиновны, я готов согласиться. Но только в одном-единственном случае — если вы честно признаетесь, где находится коллекция японских окимоно, которую мы разыскиваем.

— И об этом я тоже неоднократно вам говорил — не знаю.

— Врете, Максумов — знаете. И вы зря надеетесь на то, что нам ничего неизвестно. Вы получили эту коллекцию два месяца назад от помощника Эргашева — Самата Камилова. Он вручил ее вам буквально на смертном одре — за день до своего ухода из жизни. И та скульптурка, которую мы обнаружили у вас дома во время обыска, подтверждает нашу догадку — коллекция находится у вас и где-то припрятана. И никто, кроме вас, не знает где именно. Даже ваша жена рада бы нам помочь, да не может.