Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Да ладно, не переживай — деньги-то все равно не твои, — закурив, наконец, сигарету, произнес Денис. — Как говорится, бог дал, бог взял.

— Какой, к черту, бог, если они, как ты говоришь, этой Кухарке достались? — не скрывая своего возмущения, заявил Баграт. — А ты не врешь на счет него — может, у тебя к нему личные счеты?

— Не вершишь? Имеешь право. Ты у нас человек приезжий, а я его уже почти десять лет знаю. Надо будет, Кухарка свою мать продаст, выкупит, а потом снова продаст — еще дороже. А если не веришь, ступай в ментовку, и поинтересуйся у Кухарчука, где тот «кусок», что ты ему принес. Он его давно себе в карман положил, а портмоне выбросил за ненадобностью. Как и твое заявление, которое ты ему накатал. У вас что, в Тбилиси, продажных ментов не бывает, что ты такой доверчивый?

— Я думал, в Ташкенте с этим делом по-другому, — честно признался Баграт.

— Это на тебя так наше солнце подействовало. Ташкент, конечно, город расчудесный и люди в нем живут прекрасные. Но после землетрясения сюда ведь не только цвет нашей страны приехал. Сюда и разные кухарчуки понаехали. Вот на одного из них ты и нарвался.

Заметив, как погрустнел после этих слов его приятель, Денис понял, что переборщил и, выпустив изо рта дым, положил руку Баграту на плечо и попытался его успокоить:

— Ладно, не переживай. Пойдем лучше в кафешку — я угощаю.

Однако Баграт вежливо снял ладонь друга со своего плеча и, глядя ему в глаза, произнес:

— Ты уж извини, но я все-таки пойду и проверю — вдруг ты не прав?

— Пожалуйста, я не держу, — ответил Денис. — Но с тобой пойти не могу — меня там каждая собака знает.

После очередного короткого боя на горной тропе «духи», понеся потери в виде трех убитых, отступили за каменную гряду, где затаились. Было понятно, что отдышавшись, они снова полезут в атаку. Да и как не полезть, если их предводитель Азиз пообещал за голову девочки хорошую сумму в американских долларах.

Сараев лежал за валуном и изредка выглядывал наружу, проверяя, что делают духи. Но с их стороны никакого движения не было. Рядом с Сараевым лежала девочка и двое салабонов, которые с самого начала этого похода держались Ивана. Было видно, что они напуганы, но вида старались не подавать, тем более находясь рядом с ребенком.

— Эсм шома чист (Как тебя зовут)? — обратился к девочке Сараев.

Та поняла вопрос, но вместо ответа стала показывать себе пальцем в рот и мотать головой.

— Да она немая, — догадался один из салабонов — Виктор Лосев, тот самый земляк Сараева из Ногинска. — Слышать слышит, а говорить не может.

— На хера ты ее тащишь? — вновь завел старую пластинку Хомутов, лежавший неподалеку за соседним валуном.

— Хомут, она ребенок, — не поворачивая головы, ответил Сараев.

— Это она сейчас ребенок, а лет через пять станет душманской подстилкой и родит на свет несколько маленьких душманчиков, — и Хомутов передернул затвор своего автомата. — Забыл, как Лешку Кутепова двенадцатилетний душманский выкормыш из «калаша» в спину уделал? Забыл?

— Ничего я не забыл, но девчонка тут ни при чем! — ответил Сараев, с ненавистью глядя в глаза Хомутову: — Так что заглохни!

— Еще поглядим, кто из нас первым заглохнет, — и Хомутов смачно сплюнул в сторону Сараева.

В это время на стороне душманов началось какое-то движение. А затем оттуда к солдатам кто-то обратился, причем на чистейшем русском языке:

— Пацаны, не стреляйте — разговор есть.

— Ты что, русский? — после секундного замешательства первым среагировал на этот призыв Хомутов.

— Да, русский. Если слово дадите, что стрелять не будете, я к вам подойду для разговора.

— Хорошо, подходи — мы в парламентеров не стреляем, — ответил Хомутов.

И в следующую секунду из-за камней на той стороне встал молодой мужчина в афганской одежде. Когда он подошел ближе, солдаты разглядели его лицо. Оно было европейского типа, окаймленное небольшой бородой белесого цвета. Остановившись в нескольких метрах от позиции советских солдат, незнакомец (а это был никто иной, как Азиз, он же Валдис (Валентин) Карлинын) произнес:

— Отдайте нам девчонку, и мы вас не тронем — гуляйте на все четыре стороны. Нам только она нужна, а вы нам по херу.

— А тебя как зовут, служивый? — спросил Сараев, поднимаясь из-за валуна.

— Зови меня Азизом.

— Ты что имя сменил? — не скрывая удивления, задал очередной вопрос Сараев.

— Имя и веру, — кивнул головой Азиз.

— Как же тебя угораздило? — подал голос Леонид Сохнин, который был пятым «дедом» в этой группе.

— Жить хотелось, — коротко ответил Азиз.

— И как же тебе теперь живется? — поинтересовался Сараев.

— Как видишь, нормально.

— Где же нормально, если ты своих же русских пацанов убиваешь? — возмутился Сохнин. — Хороших хозяев ты себе выбрал.

— Не хуже ваших. Мои мне хотя бы платят хорошо, а ваши что вам дают — ежедневную политинформацию в ленинской комнате? Послали вас на смерть, а сами в Кремле отсиживаются? Что вы здесь делаете, ребята? У вас что, дома проблем мало, что вы в чужие свой нос суете? Вы бы лучше у себя на родине со своими кремлевскими старперами разобрались. Только у вас кишка тонка им это в лицо сказать. Вы лучше афганцев убивать будете.

— Пока не мы, а вы весь кишлак замочили, а теперь вот и за головой этой девчонки охотитесь, — справедливо заметил Сараев, кивнув в сторону той, из-за которой вся эта заварушка и закрутилась.

Девочка стояла в сторонке не жива и не мертва, и во все глаза смотрела на Сараева, который в ее понимании здесь был единственным человеком, кто мог ее спасти.

— А вы чем хороши — зачем в кишлак приперлись? — негодовал Азиз. — Наверняка афганцев потрясти хотели — бакшиш с них содрать. А если бы кто-то стал сопротивляться, вы бы ему глотку быстро перерезали. Разве не так?

— А на фига тебе девчонка? — задал Сохнин вопрос, который у всех присутствующих давно вертелся на языке.

— Не вашего ума это дело — отдайте и все, — все так же зло ответил Азиз. — На хер вам жизни свои класть за эту афганку. Вы же, небось, уже дембеля, скоро домой поедете. А с этой девчонкой у вас больше шансов на тот свет попасть, чем на родину. Мы от вас все равно не отстанем.

— А если отдадим, отстанете? — спросил Константин Урюпин.

— Слово даю, что отпустим вас на все четыре стороны. У нас заказ только на нее одну.

После этих слов в разговоре повисла пауза, во время которой каждый из присутствующих обдумывал услышанное. Наконец, первым принял решение Сараев. Направив свой автомат на Азиза, он произнес:

— Не отдадим мы вам ребенка.

— А ты почему за всех решаешь, Сарай? — возмутился Урюпин. — Если тебе хочется Александра Матросова из себя корчить, то другим жить охота. Я уже дембельский альбом сделал. Короче, пацаны, я умываю руки.