Николай Пахомов - Святослав, князь курский [Proza.ry]

Не успел Святослав в своем новом граде передохнуть от похода, смыть грязь и пот в изрядно протопленной слугами бане да вволю на-миловаться с княгиней Марией, вновь ходившей непраздной, как при-скакал гонец из Чернигова: Давыдовичи приглашали, не мешкая, при-быть на похороны епископа Пантелеймона.

Отказываться было нельзя: владыка Пантелеймон ведь являлся не только черниговским епископом, но и курским, и путивльским, и се-верским тоже, так как Новгород Северский, Путивль и Курск со всеми окрестными городками и селениями входили в черниговскую епархию. Вот и приходилось, бросив все дела, спешно ехать в Чернигов к Давы-довичам. Если Святослав особой радости от этой поездки не испытывал, то его княгиня Мария, наоборот, оживилась, зарумянилась, засобира-лась. Хотелось после длительного сидения в Курске и неудачной поезд-ки в Новгород с княгинями черниговскими пообщаться, о том о сем по-говорить, посудачить. «Да и по граду Чернигову соскучилась, — говори-ла она, когда Святослав намекнул, что не лучше бы ей дома побыть в таком положении. — Хочется хоть одним глазком взглянуть. А что до положения, то Бог милостив…»

Новый 1143 год начался с того, что киевский князь, часто болея, и как все смертные, не зная часа своей кончины, решил упорядочить по-сле себя престолонаследие, чтобы тем самым избежать ненужных смут. Потому и разослал своих гонцов по княжеским градам с приказом о прибытии на очередной съезд под Киевом.

Съезжались под Киев, как того требовали давно установленные традиции, на конях, оружно, при боярах думных и ратных, знаменосцах и трубачах, чтобы потом, сойдясь, оставить ближайшую дружину непо-далеку, а самим войти в шатер киевского князя, где должны были быть заранее расставлены столы с пенными напитками и сладкими закусками и лавки, покрытые дорогими коврами, чтобы мягче было сидеть.

Выяснилось, что прибыли Игорь и Святослав Ольговичи, Влади-мир и Изяслав Давыдовичи, Изяслав и Ростислав Мстиславичи — все в нарядных одеждах, в серебряных или же золотых доспехах, при легких цветного бархата шапочках, отороченных собольим мехом, и мечах — символах княжеского достоинства.

Почти все русоволосы и кучерявы, только у Мстиславичей, акку-ратные окладистые бородки не только кучерявы, но и явственно рыже-ваты — пошли явно в породу деда Владимира Мономаха. Впрочем, ры-жий или как говорили чаще, чермный цвет был присущ и Ольговичам, особенно Всеволоду. Но к этому его голову уже украшали большие за-лысины и плешь на затылке, в данный момент скрываемая шапкой.

Когда в просторном и светлом шелковом великокняжеском шатре, установленном на высоком берегу Днепра в нескольких верстах от Кие-ва, собрались прибывшие князья, то слово взял великий князь.

— Братья, известно вам, что всяк свое дает сыну, как закон русский показывает, или брату, — обвел своими большими, слегка на выкате, очами Всеволод присутствующих. — Это еще отцы и деды наши в 1097 году по Рождеству Христову, собравшись в Любече, подтвердили. Но великое княжение — это иное дело…

Собравшиеся князья, услышав последние слова Всеволода Ольго-вича, стали недоуменно переглядываться между собой: к чему бы это?..

— И вот почему, — продолжил между тем киевский князь, тяжело дыша. — Ибо прапрадед наш Владимир Святославич дал Киев после себя старшему сыну Мстиславу, а Мстислав, не посоветовавшись с осталь-ными братьями-князьями, не имея на то их согласия, отдал брату Яро-полку. И произошло потому всякое беспокойство. Ибо все старшие не хотели младшим повиноваться и их почитать… И даже не пожелали в согласии с ними землю Русскую оборонять, через что, как вы сами ве-даете, столько зла и разорения приключилось.

Всеволод сделал вынужденную паузу, так как приступ сухого каш-ля помешал ему продолжить речь. И, вообще, говорил Всеволод мед-ленно, превозмогая одышку, которой страдал в последнее время.

Прибывшие князья хоть и переглядывались между собой, особенно оба Мстиславича, не очень-то довольные происходящим, но молчали, ожидая продолжение речи.

Прокашлявшись и смочив горло глотком вина из стоявшего напро-тив него серебряного кувшина, Всеволод продолжил:

— … А потому рассудите, братья, если того зла добрым упорядо-ченьем не пресечь, то насколько больше вреда последовать может?..

Князья опять переглянулись.

— … Я вам не говорю о моих детях, — продолжал Всеволод, не об-ращая внимания на молчаливый обмен взглядами собравшихся, — я го-ворю о вас самих. Ежели мне смерть по Божьей воле приключится, то кому быть на великом княжении, требую вашего совета. Потому и со-звал вас.

Князья заерзали тяжелыми задами на лавках: речь великого князя не могла оставить их равнодушными. Интриговала. Однако молчания никто не нарушил.

— … Я так рассудил, — вновь прокашлявшись, с одышкой продол-жил Всеволод, — что по смерти моей киевский стол отдать брату моему, Игорю. Если, не дай Господь, Игорь помрет ранее, то брату Святославу. И на том целуйте мне крест, что завещание это сохраните, — тяжело дыша, окончил киевский князь свою непростую речь.

После чего снял с себя золотой массивный крест и, поцеловав его сам, передал ближайшему к себе князю, которым оказался Владимир Давыдович. Тот, переглянувшись с братом Изяславом, молча поцеловал распятие, потом отдал его брату. Какие мысли роились в его тяжелой голове в это время, было не угадать.

Все шло чинно до той поры, пока очередь давать клятву и целовать крест не дошла до Изяслава Мстиславича.

— Отец! — встав с лавки и возвышаясь над столом и остальными князьями, тихо, но твердо и отчетливо произнес он. — Отец! Ведь ты обещал мне прежде Киев после себя отдать, а ныне отдаешь другому! Как это понимать? Значит, когда я был тебе нужен, чтобы киевский стол добыть, ты одно говорил, когда нужда в том ныне отпала — другое мол-вишь. О родном брате хлопочешь! А мне как быть?

Всеволод, слыша дерзкие, но справедливые упреки из уст Изясла-ва, недовольно поморщился: Изяслав не врал — Всеволод давал ему та-кое обещание, когда пробивался до великого стола. Лицо его и до того красное стало багровым. Хотелось вскочить, закричать на Изяслава, топнуть ногой, но он сдержал себя и сказал примирительно:

— Верно говоришь, было такое. Я не отказываюсь от своих слов. Я действительно тебе обещал Киев после себя, а ты обещал меня как отца почитать и быть в моей воле. Так?

— Так, — подтвердил Изяслав, по-прежнему стоя за столом.

— Но не ты ли после этого, войдя в согласие со стрыями, дядьями своими, меня и братьев моих воевал? Было такое или нет? — уперся тя-желым взглядом киевский князь в лицо переяславского.

— Было, — пришлось согласиться последнему сконфуженно, так как в словах великого князя была правда.