Игорь Болгарин - Горькое похмелье

– Петроград, Юденич, – напомнил Каменев, мельком взглянув на карту.

– Обречен, – еще больше повеселел Троцкий. – Этот мешковатый тупой генерал отказался признать самостоятельность Эстонии и Финляндии. Новоявленные республички не пошлют к нему свои армии. Хотя, конечно, им очень хочется раздавить нас… У Юденича всего двадцать пять тысяч штыков. Мы отправим туде еще двести пятьдесят тысяч. Мы признаем и Эстонию, и этого царского генерала Маннергейма. Более того, мы заплатим им миллионы царских червонцев… мы отдадим им в бесплатное пользование северные леса… Потом, после победы мировой революции, мы попросим вернуть награбленное в общую кассу пролетариата…

Толково, емко говорил Троцкий. Вкусно пил чай, хрустя галетами, как будто пробуя на зубок прочность буржуазного мира и наслаждаясь его очевидной хрупкостью.

– Учение Маркса, его диалектика, положение о временных компромиссах и уступках наголову бьют тупой феодальный «принцип чести» старых генералов, – продолжил Троцкий. – Тем более подкрепленные практической сметкой Ленина… Признайтесь, Сергей Сергеевич, а ведь вы, будучи питомцем дворянской феодальной школы с ее незыблемыми понятиями, не ожидали таких успехов от нас, революционных отщепенцев?

Каменев покачал головой, то ли подтверждая, то ли опровергая последнюю мысль Троцкого. Не знал, что сказать.

– Но тогда зачем вам понадобились мы, феодальное офицерство? – спросил он.

– Браво, браво! – Троцкий бывал доволен, когда ему толково возражали. Смеясь, он пальцем подозвал к себе секретаря-стенографиста: – Сермукс! Составьте радиограмму этому… украинскому правительству… Кто там у нас? Раковскому, Косиору, Затонскому. Пусть снова объявят Махно вне закона. Как грабителя и бандита!.. Необходимо вычеркнуть это имя из списка действующих лиц.

Дождь и снег, словно соперничая друг с другом, опрокидывали на землю тонны влаги. Кругом царствовала тьма. Осень смешалась с сиротской зимой.

Полковник Владислав Данилевский в сопровождении офицерского конного отряда подъехал к генералу Слащёву. И он, и его сопровождающие были заляпаны грязью. Холод, сырость, полное изнеможение. Обычное дело на войне.

– Ваше превосходительство, полковник Данилевский, командир улан! – Он поднес руку к козырьку фуражки, ремешок которой был по-казацки опущен на подбородок. – Послан для уничтожения Махно!

– Кем, пардон, посланы? – спросил Слащёв.

– Сам себя послал, ваше превосходительство! – ответил Данилевский.

Слащёв молча вглядывался в лицо со шрамом. Кто он таков, этот Данилевский? Авантюрист? Но ведь генерал и сам был изрядным авантюристом.

– Полковник, здесь сейчас слоеный пирог. Я гоняю батьку, меня гоняют красные, и все это вперемешку. Моя задача перехитрить всех, прорваться в Крым и закрыть перешейки и от Махно, и от красных. Крым – наша последняя цитадель. А вы – Махно! Сдался он вам! Идемте с нами!

– Не могу, – ответил Данилевский. – Дал слово.

– Кому?

– Себе!

– Ну, тогда это серьезно, – согласился Слащёв. – Желаю успеха! Он где-то там, в Северной Таврии. Может, в днепровских плавнях. Я его потерял.

Они козырнули друг другу и разъехались.

– Куда теперь? – спросил у полковника молодой поручик.

– Туда, – махнул рукой Данилевский. – В Ненасытное!

Слащёв смотрел вслед конной группе странного полковника, явно вынашивающего планы личной мести. Видел, как разъезжаются в грязи копыта лошадей. И понял вдруг, как опередить и Махно, и Троцкого, рвущихся в Крым. Он не даст своему корпусу растратиться в этих мелких боях, в этом мокром месиве. Он посадит свои главные силы в эшелоны и отправит их в Николаев, а оттуда пароходами в Севастополь. Из Севастополя поездами – к перешейкам, к горлышку этой ценнейшей для России «бутылки», к Крыму. Это займет всего четыре-пять дней, тогда как движение с боями вдоль испорченной железной дороги Александровск – Мелитополь – Джанкой потребует не менее двух недель.

Лишь малая часть его корпуса будет демонстрировать сопротивление большевикам и махновцам на подступах к Крыму. За это время «бутылка» будет прочно закупорена «пробкой».

Главное в этом бардаке – ничего раньше времени не докладывать начальству. Авось, не сразу узнают. Необычных решений в штабе Деникина не любят. Он победит – и никто его не осудит.

У хаты Марии, уже в сумерках, мокрый и усталый Данилевский соскочил с коня. Вдали поблескивал Днепр.

Полковник осторожно постучал. Дверь открыла сама Мария, уже на последних днях беременности.

– Ой! – Она прислонилась к косяку, обомлев от радости. Заметила военных, деликатно ожидающих в сторонке. – Что, опять на минутку?

– Опять. Мы за ним идем. Он где-то тут… С остатками войск. Не слыхала?

– Нет… Зайдешь, поглядишь?

– Время дорого. Еще приеду за вами.

– Говорят, красные идут. Большой силой. Как же ты придешь? Сквозь них?

– Постараюсь. Ты жди.

Он говорил сжато, резко, чтобы не дать волю чувствам.

– Ты его сейчас не найдешь, – сказала Мария. – Потом. Когда-нибудь.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю… Возьми нас с собой. Винцуся уже ходит, слова говорит. Так забавно… Возьми нас!

– Не могу… Да и разродишься ты в дороге. Нельзя. И тиф кругом. В доме хоть чисто!

Он сухо, коротко ее поцеловал.

Мария смотрела, как исчезают в темноте всадники. Беззвучно заплакала…

Конные, а за ними несколько тачанок и бричек ехали по глухой проселочной дороге. Махно полулежал в одной из тачанок. Голова его качалась от плеча к плечу. Он дремал…

Дождь, снег, грязь…

Замыкали колонну повозки с московскими анархистами. Они были мокрые, растерянные и жалкие. Все их теории рушились. «Третья волна», кажется, никого не опрокинула, кроме ее приверженцев. Один Зельцер был спокоен. Посапывал среди угловатых ящиков с «бостонкой» и своими чемоданами, набитыми инструментом. Такому что третья волна, что девятый вал. Специалист. Незаменимый.

Навстречу им на изморенных лошадях подъехали Щусь, Каретников, еще группа конных. Многие были ранены. На мордах лошадей пузырилась алая пена.

– Вы куда? – спросил Каретников, когда они съехались. – Назад! Там красни!

– Ну и что? – спросил Черныш. – Разве мы им враги?

– Выходит, шо враги! – прохрипел Каретников. – Почти весь наш полк сничтожилы… Мы пидийшлы як до людей, у йих знамя красне. А воны в шашки! Та з пулеметов…

– Може, какие-то фальшивые беляки?

– Не, большевики. Эти… як их… интернациналисты, – с трудом выговорил Щусь. – Венгры чи эстоны… С ними не договоришься!

– А что им от нас надо? – спросил Кожин.

– Смерти нашей! Батька шукают! Кричали: «Отдайте нам вашего батька Махно и идите куда хотите. А ваш батько “вне закона” объявленный». То, говорим, давно було. Смеються: «А теперь опять. Видать, в последний раз»… Ну, мы с имы расплатились! И своих половину там оставили!