Игорь Болгарин - Горькое похмелье

Закончив, махновцы спрятались в жиденьком лесочке. Стали ждать поезда. Появился он не скоро. Примерно через час из-за поворота выползла нещадно дымящая маломощная «овечка». Задыхаясь и скрипя всеми своими железными сочленениями, она тащила несколько теплушек и товарных вагонов.

Машинист заметил разобранный путь, и поезд, идущий на Крымский фронт, стал замедлять свой бег. С площадок выглядывали встревоженные охранники.

Юрко с тачанки дал длинную очередь по теплушкам, с видимым наслаждением пробивая стенки. Хорошая мишень!

Еще не дождавшись полной остановки поезда, охранники, бросая оружие, горохом посыпались на насыпь. Один из красноармейцев побежал навстречу пулеметному огню с криками:

– Не стреляйте! Не стреляйте! Бога ради!..

Шапка у него слетела. Беловолосый, тоненький, он светился как одуванчик.

– Стой, Юрко! – Нестор тронул за плечо Черниговского. – Шо они хотят?

Запыхавшийся молоденький охранник, красный от волнения, подбежал к тачанке. Остальные остановились в полусотне метров, ждали, чем кончится разговор с их «парламентером».

– Там, в двух теплушках, динамит! – выдохнул парнишка. – Всех же разнесет…

– Ты за кого так переживаешь? Зе себя чи за нас? А, белоголовый? – спросил Махно. – Тебя ж на войну везут. А там убивают. Не знал?

– Извините, това… граж… не знаю, как… – запутался в словах охранник.

– Батько Махно! – подсказала Галина.

Парнишка-красноармеец, открыв рот, глядел на Нестора.

– Что? Сам Махно? – спросил он.

– Самый настоящий, – улыбнулся и Нестор.

– А нам сказали, что он далеко… Что только за Александровском дополнительную охрану дадут.

Парнишка был потрясен тем, что видит батьку. Наслышаны были уже, видно, всюду.

– Ну, иди, построй своих гренадеров, – приказал «одуванчику» Нестор.

Строй охранников поезда, человек двадцать, стоял на насыпи. Напротив – махновцы, сплотившиеся возле тачанки с пулеметом. Распоряжался Юрко.

– Командиры, комиссары? – спросил он.

Двое, поколебавшись, вышли из строя. Если б на них не указали, их выдал бы начальственный вид: хромовые сапоги, портупеи, кобуры – уже, правда, без револьверов. На красноармейцах же большей частью были худые ботинки и даже лапти.

– Раздевайся!

Юрко достал пистолет. Один из вышедших, потупив голову, начал покорно снимать шинель, а второй, посмелее, закричал в сторону тачанки:

– Пособники беляков! Мы везем снабжение для красного фронта. А вы помогаете белякам!

– Ну шо ты надрываешься? – Махно встал на тачанке. – Говоришь, «пособники»? – подхватил он слова красного командира. – А когда мы сражались с белыми, кто ударил нам с тыла? Ваши красные военачальники. Троцкие, Каменевы та Вацетисы. Если б не они, белых бы в Крыму не было! А кто давит наши села продразверсткой? Кто расстреливает крестьян? – И затем Нестор обратился к молодым красноармейцам: – Откуда будете, хлопчики?

– Рязанские мы, – «заакали» охранники, повторяя один за другим. – С-под Пронска… С-под Шилова… Зарайския…

– Слыхал я, неплохо Рязань косопузая жила? А? – спросил Нестор.

Парни повеселели. «Рязань косопузая» – значит, не расстреляют. Кто шутит, тот не злится.

– Картоха была. Мимо рта не проносили. Без порток по улице не ходили…

– Ну а теперь? – спросил Нестор. – Когда вы стали красноармейцами? Вольно живете, без налога, без поборов?

– Какой там! – ответил молоденький охранник, что предупредил о динамите. – Чистят, как сковородку!

– Все правда, – поддержали его остальные. – Картоху отбирают, скотинку угоняют…

– Вот! – нахмурился Махно. – А теперь я вам, как обиженному классу, предлагаю: кто хочет, идите ко мене, в свободную армию – комиссаров бить. Кто не хочет – идите додому. Если не боитесь наказания за дезертирство и за то, шо оружие отдали без боя. Шо вам за оружие будет?

– Известо что, – отозвался беловолосый. – Расстрел без снисхождениев.

Два командира, один в исподнем, второй одетый, стояли на ветру. Смотрели, слушали. Ветер был северный, холодный. Черемуха зацвела: «с Москвы подуло!» Машинисты, нейтральный класс, глядели из кабины паровоза. Интересно.

– Хто до нас – налево, – скомандовал Юрко, помахивая тяжелым десятизарядным кольтом. – Остальни – направо.

Охранники разделились на две части, бо́льшая пошла к Махно. Не все ли равно, где воевать!

– Батько Махно! – обратился к Нестору бойкий парнишка-«одуванчик». – Вот энти командиры, они хорошие. Свойские, душевные.

Красноармейцы, решившие остаться у Махно, поддержали товарища.

– И комиссар хороший? – спросил Нестор.

– Да какой он комиссар. Две недели как назначенный. Мы, вишь ли, неписьменные, а он малость в грамоте разбирается. Газету там прочитать, письмо…

– Ну шо ж… Живить! – Нестор обратился к двум командирам: – За вас, видите, народ побеспокоился…. А мы только народный суд признаём!

Одетый, шмыгая носом, торопливо встал в строй к махновцам. Второй молча, отрешенно натягивал штаны. Он, видимо, уже смирился со смертью и теперь даже не в силах был обрадоваться.

– Батько! – прокричал обследовавший вагоны махновец. – Тут ще шинельки, обувка, всяке барахло… И сахарь!

– Ну и чего ты кричишь?.. Перегружайте!

И махновцы, и рязанские новобранцы бросились к вагонам, потащили трофеи на телеги.

– А в этих ящиках, – бойкий конвоир подорвал крышку большого фанерного ящика и показал упаковку с синей, царской ещё этикеткой, – …это же спички! По-вашему как, не знаю.

– Сирныкы.

– Во… Они… «Чуд-ны…», не, «Чудовские», – с трудом прочитал конвоир.

– Спички? Хороше дело! – обрадовался Махно. – Будет шо селянам в обмен давать… Перегружайте! Всё перегружайте! А ненужное – спалите!

– А шо с динамитом?

– Нашо нам динамит? Опасна вешь. Одна дурная пуля – и никого в живых!

…Вскоре над вагонами потянулись вверх пока слабенькие еще дымки.

Отряд с нагруженным обозом тронулся дальше. Примкнувшие к отряду красноармейцы в некоторой растерянности смотрели на своих товарищей, уходивших в другую сторону.

Бойкий белоголовый охранник вдруг соскочил с воза, побежал к эшелону.

– Тикае, чи шо?

– Передумав, зараза! – мрачно бросил Юрко, сидя у пулемета. – Може, срезать його, батько?

– Пусть бежит, – сказала Галина. – Молодой… Не набегался еще.

– Не успеет! Рванет!

Но охранник в самом скором времени возвратился с небольшой гармошкой в руках.

– Чуть не забыл! Касимовская! Самая голосистая, – объяснил охранник. И тут же доказал это, растягивая меха, наигрывая и напевая:

Смеялись махновцы, смеялись красноармейцы. Даже командир и комиссар, только что избежавшие смерти, заулыбались.