Игорь Болгарин - Горькое похмелье

…Через несколько дней, проводив Романовых-Куликовских в их дальнее и небезопасное плавание, Владислав сколотил группу из пяти офицеров и двух гардемаринов, хорошо знающих парусное дело. Они починили брошенный близ Кабардинки рыбацкий баркас, из обрывков брезентовых лошадиных попон сшили парус и отбыли в Крым, которым, по слухам, все еще владел генерал Слащёв.

Из Крыма Данилевский рассчитывал проникнуть к днепровским порогам, к селу Ненасытному, забрать и увезти Марию с детьми. В Турцию, в Болгарию, Румынию, Сербию – не важно. Лишь бы быть вместе. Ну а если посчастливится все же узнать, где находится Махно, что ж… Он попытается сдержать слово, данное самому себе.

После разгрома Май-Маевского в Харькове разместился штаб Юго-Западного фронта. Здесь собрались военные асы, советские «маршалы» – командующий Егоров из «старых» полковников, начальник штаба Петин, тоже бывший полковник, и вызванные сюда прямо с передовых позиций Геккер, Паука и иные командармы и начдивы, все служившие не на последних должностях в императорской армии и ставшие теперь гвардией Троцкого. Все они ценили Льва Давидовича, который не только как бы реабилитировал их, вызвал к новой жизни, но и создал из партизанских своевольных частей новое войско республики со строгой дисциплиной, где умели исполнять приказы без обсуждения, без ропота, где не было ни национальных трений, ни скрытого или явного антагонизма между командирами и «серой солдатской массой», а ведь именно это являлось болезнью царской армии с ее делениями на сословия.

О таком войске мечтает каждый генерал: как же не быть благодарным Льву Давидовичу? Там, у Деникина, Колчака, Юденича, Миллера, не понимали, какая рождается сила, на что-то надеялись. На чудо? На внезапный разрушительный бунт? На слияние крестьянских волнений в могучее всеобщее половодье?

На «красной стороне» не уповали на чудеса. Здесь хладнокровно и целеустремленно создавали невиданные по масштабам и цельности вооруженные силы. И уже ясно видели первые итоги.

Вот только если бы не Махно… Этот ускользающий, загадочный, много раз уничтожаемый и вновь возрождающийся партизанский батько путал все карты, опрокидывал теории, давно опробованные и доказавшие свою мошь. Опровергал всю генштабную науку!

По внешнему виду Егоров казался властным, решительным. Но это был своего рода камуфляж. Его взгляд выдавал неуверенность, готовность подчиняться более сильному.

– Командарм Геккер! Согласно решению товарища Троцкого, вас сменит Иоганн Христофорович Паука! – объявил Егоров. – Основание – большие потери при неудачных попытках ворваться в Крым, а также неумелое преследование поднимающей голову банды Махно… Обьясните, Александр Ильич, Иоганну Христофоровичу, где сейчас находится Махно? Нельзя терпеть в тылу этого анархиста.

Геккер указал на район Богуслава:

– Здесь, у слияния Самары и Терновки… в плавнях. Под Богуславом.

Паука в сомнении покачал головой:

– Неделю назад он был здесь, в районе Гуляйполя. Почти полностью уничтожил эстонские продовольственные отряды комдива Пильдре. А сейчас, согласно моим данным, он вот здесь, под Софиевкой… – Палец Пауки остановился в ста верстах от Богуслава.

– Как я знаю, у разведки иные данные. – Егоров обернулся к сотруднику оперативного отдела.

Тот вскочил:

– По последним сведениям, Махно – близ Комаря, в районе греческих поселений, где у него большая поддержка.

Указка очертила круг в районе Комаря, Енисоля и Анадоля – в ста сорока верстах и от первого, и от второго места.

– Ничего себе! – рассердился Егоров. Подняв голову, он показал свой широкий, тяжелый, с характерной ямочкой подбородок, прямой сжатый рот. – Здесь собрались бывшие полковники, генштабисты старой русской армии, и они путаются, словно кадеты первого года обучения. У нас шестьдесят тысяч штыков и сабель, которые мы отвлекли от Крымского фронта, восемь бронепоездов, двенадцать аэропланов…

Геккер, обозленный отставкой, огрызнулся:

– Напомню, что Деникин, тоже хорошей выучки генштабист, не смог разбить Махно силами трех казацких и двух офицерских дивизий…

Егоров пропустил этот аргумент мимо ушей: Деникина они только что сами разбили в пух и прах. Деникин для них уже был не авторитет.

– Командарм Тринадцать! – обратился он к подтянутому, средних лет новому командующему Тринадцатой армией Пауке. – Иоганн Христофорович! В вашем подчинении все тыловые войска, все бронепоезда, бронелетучие отряды, аэропланы. В две недели доложите мне об уничтожении банды Махно.

– Осмелюсь заметить. Название «банда» мешает нам правильно воспринимать положение, – безбожно ставя ударения и коверкая слова, ответил латыш.

– А как вы предложите ее называть? – сухо спросил Егоров. – Уж не хотите ли вы сказать, что это армия?

– Да. Это небольшая мобильная партизанская армия с чрезвычайно гибкой системой управления и большим опытом…

– Хорошо, называйте как хотите! – почти вышел из себя, впрочем, притворно, Егоров. – Можете называть банду армией, а Махно Наполеоном… но даю вам две недели.

– Так будет верно, – ответил невозмутимый Паука. – Он – крестьянский Наполеон, если хотите… и командиры у него не хуже Даву или Мюрата…

Он отдал честь и, сопровождаемый адъютантом, вышел из штаба к машине. Увидев командарма, сзади за машиной пристраивался конный конвой…

Всю зиму и весну двадцатого года генерал Слащёв в Крыму отражал натиск большевистской Тринадцатой армии под командованием Геккера. Геккера сменил энергичный и не считающийся с потерями эстонец Ян Паука.

Тринадцатая была, пожалуй, самой сильной из всех большевистских армий. В ее состав входили до сих пор непобедимые Эстонская и Латышская дивизии и еще шесть боеспособных дивизий, в том числе две конные. А также дюжина бронепоездов, авиагруппа во главе с легендарным асом, отличившимся во время нелегких воздушных схваток с немцами Иваном Спатарелем, который получил шесть царских наград за храбрость и успехи в боях.

У Слащёва же были остатки крепко потрепанного корпуса, успевшие, однако, преградить Красной армии путь на полуостров Крым. Две неполные дивизии Слащёв срочно перебросил на пароходах в Севастополь и затем поездами – к перешейку. Красные явно не ждали встретить в этом месте серьезное сопротивление.

Генерал Слащёв остановил здесь силы большевиков, десятикратно, если не больше, превосходившие его собственные. Лишенный генеральского надзора сверху, этот выдвиженец Гражданской войны проявил гениальное тактическое мастерство. Подкрепив собственные измотанные войска несколькими батальонами наскоро подготовленных немецких колонистов, юнкеров и симферопольских студентов, а также бригадой бывших дезертиров, он «разрешал» красным войскам вторгаться на территорию Крыма, растягиваться в узостях Юшуня или Чонгара, а затем бил их по частям, атакуя с флангов и разрывая колонны подобно тому, как острый заступ разрезает на части червяка.