Игорь Болгарин - Горькое похмелье

– Шо значит – «не пробьемся»? – заорал Махно. – Собирай хлопцив, сам поведу! Мы их самих – в мусор!..

И они помчались по степи навстречу залпам и картечи. Конные махновцы постепенно обгоняли их, не желая подставлять командиров под пули.

– Батько з намы! Гайда!.. Батько ру́бится!.. Давай, хлопци! Дави!..

…Под кусточком притаился пулемет. Данилевский и без бинокля видел, как конники обгоняли двух командиров. Он узнал Махно. Повстанцы были уже в пределах прицельного огня, метрах в ста. Владислав давно ждал этой минуты. Не из-за угла, не как Брут поразит он этого клятого батьку, а в бою.

– Вон он! – прокричал Данилевский прапорщику. – В белой полупапахе, с длинным волосом!.. Ну, попади, Ключник! Ты ж снайпер!

Но Ключников не отвечал. Данилевский бросил на него короткий взгляд: с виска пулеметчика сочилась кровь.

– Ленту подправь! – заорал полковник унтеру, третьему в расчете. А сам, торопясь, прилег за щиток, невежливо отвалив мертвого прапорщика в сторону.

Тщательно выцеливая, Данилевский нажал на гашетку. Дал длинную-длинную очередь. В нее он вложил всю ненависть, которую накопил в своем сердце за эти годы.

Махно и Каретник упали вместе с лошадьми.

– Есть! – закричал полковник, не сдерживая радости. – Есть, собака!

Он продолжал бить, срезая всадников одного за другим. Но вот кожух забулькал, закипел. Данилевский жал на гашетку, но верный старый «Максим» уже не захлебывался огнем.

– Закипел! И лента кончилась, ваше благородие! – объяснил унтер Данилевскому, все еще сжимающему рукояти. – Тикать надо, оны артиллерию пидтяглы. Скоро вдарять!

…К позиции махновцев, где Тимошенко устанавливал орудия, подскочил повстанец на взмыленной, косящей бешеным глазом лошади. Он сам осатанел от тяжелого боя. Не те оказались белые. Каждый дрался за пятерых. Здорово их начистил Врангель. Как хороший казак шашку – до зеркального блеска.

– Хлопцы! Хто на конях! – закричал повстанец. – Там батько ранетый лежить вмести с Каретником!.. Пидибрать надо, хлопци!.. А ты грай! – обернулся он к Ваньку, который сидел на возу с перебинтованной головой.

Ванёк, схватив гармонь, начал играть нечто радостное, победное.

– Правильно играю? – спросил он у раненого соседа. – Не слышу ж ничего!

– Грай, рязанский! – ответил тот, морщась от боли. – Ты ж не вухамы граешь! А рукы цили!

Ванёк старался. И, словно на призыв гармошки, в самую гущу боя влетела тачанка Фомы Кожина. За кучера был Юрко Черниговский. На сиденье – Лёвка Задов.

Тачанка неслась вслед за осатаневшим повстанцем. Подпрыгивала, попадая в воронки. Дымы прикрывали ее от прицельного огня.

Виктор Черныш смотрел в бинокль на поле сражения. Он увидел, как тачанка на отчаянном ходу попала в большую воронку, осела. Люди вывалились из нее. А колесо, подпрыгивая, покатилось само по себе. В небе вспухали нежные, схожие с шарами одуванчиков, разрывы шрапнелей…

Лёвка Задов, не обращая внимания на свист пуль, на разрывы шрапнели, как младенца, нес на руках Нестора. Он снова выступал в роли няньки. А Юрко и Фома тащили на шинели Каретникова…

Желтые листья еще пока висели на деревьях. Заглядывали в окна хаты. Хлопцы, маршалы Нестора, сидели на завалинке, ждали. Некоторые прислушивались к тому, что происходит внутри.

Каретников тоже сидел на завалинке, держал под мышками самодельные, наскоро сделанные костыли.

– И смотри, якое дело, – философствовал он. – С одного и того ж пулемета. Мене в мякоть – и ничого… а батька в самый конець ногы. Вроде ерунда, а выходыть, хужее не бувае.

А в хате доктор в грязноватом переднике осматривал ногу Нестора. Рядом стояла Галина, держа лоток с инструментами.

– Тэк… тэк… В ступню-то как раз самые неприятные ранения, – говорил доктор, осторожно надавливая то там, то тут, отчего Махно едва не терял сознание, но, сжав зубы, терпел. – В ступне, знаете ли, двести косточек и сухожилий. Сложнейший из созданных природой механизм. Пуля тут все разрушила… Ну, в лучшем случае… в лучшем случае…

– Что в лучшем случае, в общем-то понятно, – нетерпеливо сказала Галина. – А что в худшем?

– В худшем… – Доктор был полноват, добродушен, он давно устал и от болезней, и от больных. – В худшем – гангрена, ампутация… Если вовремя, конечно…

– Да ты шо! – схватил доктора за воротник Задов. – Як ты можешь?

– К большому сожалению, я ничего не могу, – ответил доктор. – Я терапевт… то есть не хирург.

– А чого ж тоди поихалы з намы?

– А вы меня спрашивали? – Доктор посмотрел на Левку снизу вверх. – Вы меня схватили как мешок с картошкой… Здесь нужен хирург! И не просто хирург, а из хорошего лазарета, где есть отделение конечностей. Специалист по этим вот косточкам, который что надо – удалит, что надо – сложит, что надо – сошьет. В лазарете надо будет пролежать не меньше месяца. Потом гипс… ревизия…

– А где ж взять такого специалиста? – спросила Галина.

– Может быть, в Харькове. И уж наверняка в Москве.

Лёвка даже присвистнул:

– Ну вы даете, доктор! В Москви!

Махно приподнялся на локте:

– Та отрезать ее к свиньям – и все! Столяра деревянную ступню выстругают.

– Нет! – вспыхнула Галина. – Еще чего! Возьму пару хлопцев и привезу настоящего!.. Хоть из самой Москвы привезу хирурга…

Доктор покачал головой:

– Голубушка! Хирург – полдела.

– А шо ж тоди, по-вашому, дело? – язвительно спросил Лёвка.

– Лазарет нужен. Чистота. Хороший наркоз. Специальный уход.

…Через некоторое время в той же хате собралось нечто похожее на военно-медицинский совет. Махно сидел на кровати, прикрыв глаза, положив перевязанную ногу на табурет. Его окружали все «маршалы». И «теоретик» Аршинов. Он-то и предложил первый:

– Мир с красными! На достойных условиях! Они тоже нуждаются в нашей силе!

– Шо? Из-за моей ноги? – открыл глаза и в негодовании привстал Махно. – Та я ее лучше сам пилкой отпыляю!

– А ты, батько, не один тяжело раненный, – заметил Черныш. – У нас тяжелых сотни четыре. Но и не только в этом дело… Первая конная уже тут. Появилась и Вторая конная. Побьют красные Врангеля… А договоримся по-хорошему, и нам будет легче.

– Уже було таке. Договарювалысь… по-хорошему, – сказал Каретников. – И чем кончилось?

– Нельзя большевикам вирыть, – согласился Калашник. – Все равно обмануть!

– Мы, товарищи – крестьянская армия. А у красных кругом начались крестьянские восстания. Может, поймут, что не та у них политика… Ну не может человек долго на раскаленной плите сидеть! – авторитетно заявил Аршинов.

Махно закашлялся. Все смолкли и смотрели на него.

– А если бумагу… с печатями? И шоб подписи ихнего правительства. Может, даже самого Ленина. Шоб нам кусок земли дали. Ну, хоть тот же Александровский уезд! Мы б показали, як надо на земле хозяйновать!.. Скажи, Аршинов: може быть Третя революция мирной? Ну, посмотрят люди на нас и сами захотят так, як мы, жить: вольно, по-анархистски?