Юлия Латынина - Христос с тысячью лиц

Поведение Иосифа в Риме как две капли воды напоминает нам поведение апостолов в многочисленных рассмотренных нами «Деяниях». Все они не теряли времени, пытаясь завербовать в число своих сторонников скучающих, влиятельных и как можно более богатых матрон. Иосиф Флавий не стал исключением. Он свел знакомство с известным актером, выходцем из евреев, по имени Алитурий, а через него втерся в доверие к Поппее, супруге Нерона, которая питала большой интерес к иудаизму, особенно, вероятно, в части вечной жизни {498}.

Ничего удивительного в интересе Поппеи не было. За четыре года до визита Иосифа, в 57 г. н. э., победитель британцев Авл Плавций вынужден был судить свою жену, Помпонию Грецину, за пристрастие к «чужеземному суеверию» {499}. А в 95-м Домициан казнил своего двоюродного брата Климента и изгнал его супругу Домитиллу за увлечение «иудейскими суевериями» {500}. Слуга этой Домитиллы и убил Домициана, отомстив таким образом за госпожу.

Лоббистские усилия принесли успех. Священники-веганы были освобождены, на молодого и красивого Иосифа посыпался вал подарков.

В Иудее в это время уже начинались волнения. Для мирного ессея, проживавшего в Риме, логично было бы остаться от резни в стороне. Но Иосиф бен Мататияху немедленно поспешил на родину, по словам Иосифа – для того, чтобы отговорить соотечественников от участия в гибельном предприятии. По какому-то удивительному стечению обстоятельств эти проримские проповеди (о произнесении которых нам известно только со слов Иосифа) привели к тому, что Иосиф тут же занял высокое место в революционном движении и был направлен Синедрионом в составе чрезвычайной комиссии в Галилею.

В этой комиссии Иосиф главным не был. Он имел над собой начальниками двух старых и более опытных священников. Мы не знаем, что было тому причиной – молодость Иосифа, которому еще не исполнилось тридцати лет, или некоторое к нему недоверие: ведь в Иерусалиме в то время господствовала умеренная партия, и комиссия, направленная в Галилею, была направлена туда от имени иерусалимских жирондистов.

Так или иначе, комиссия попала в самое пекло. Галилея, еще со времени восстания атамана Иезекии, была вотчиной фанатиков. Само слово «галилеянин» было одним из синонимов слова «зилот».

В этих обстоятельствах Иосиф предпочел примкнуть к преобладающей стороне, тем более что – как ехидно заметил еще Роберт Айслер – переход из лагеря в лагерь немедленно повысил его в звании. Из молодого человека, подчиненного двум старым рабби, Иосиф тут же превратился в верховного политкомиссара Галилеи – пост, который он в «Иудейской войне» изображает как пост главнокомандующего, отчасти для того, чтобы преувеличить свое значение, отчасти для того, чтобы преуменьшить идеологическую составляющую своей карьеры.

Поведение Иосифа в Галилее было настолько сомнительным, что Иосиф объяснял его по меньшей мере два раза – один раз в «Иудейской войне», а другой – в автобиографии после обвинений Юста Тивериадского.

Вооруженная шайка Иосифа собирала с населения деньги под предлогом нужд Храма, устраивала суды над зажиточными горожанами (по крайней мере, Иосиф называет это судами), употребляла эти деньги на дальнейшее вооружение революционной сволочи, творила чудовищные жестокости и грабила города, подчинявшиеся другим полевым командирам – словом, делала ровно то, в чем Иосиф со знанием дела потом обвинял зилотов и архиразбойников.

Для придания законности своей власти Иосиф возил с собой семьдесят состоятельных и знатных мужей Галилеи, которые формально составляли революционный Синедрион, одобрявший все его решения, а в реальности находились на положении заложников {501}.

Необузданная жадность быстро поссорила его с соратниками.

Встав во главе революции, Иосиф первым делом направился к Тивериаде. Подойдя к ее стенам, он объявил, что Иерусалимский Синедрион приказал ему уничтожить дворец Ирода за то, что тот был украшен запрещенными законом изображениями. Помимо языческих изображений, дворец был битком набит всяким добром, и ревность Иосифа к делу Господу предоставляла прекрасный предлог для революционного экса.

Однако, когда Иосиф явился во дворец, оказалось, что его уже опередили. Местный революционер Иисус из Сепфориса «с помощью неких галилеян поджег весь дворец в надежде нажиться на грабеже, поскольку видел, что крыша дворца была сделана частью из золота» {502}.

Негодованию Иосифа, потрясенного этим актом вандализма, не было предела, а его дальнейшие эффективные действия точь-в-точь напоминали действия кота Бегемота, успевшего спасти из сгоревшего Дома Грибоедова только халат да семгу.

«Я явился в Тивериаду, со всей энергией постаравшись спасти от грабителей все, что я мог, из дворцовой мебели, а именно – канделябры коринфской бронзы, царские столы и множество серебра в слитках», – пишет Иосиф, не забывая пояснить, что все эти богатства были отняты у грабителей исключительно с тем, чтобы вернуть их законному владельцу, а именно – царю Агриппе {503}.

Следующая большая удача подвернулась Иосифу, когда он находился в городке Тарихея. В это время несколько молодых революционеров из города Дабаритты совершили дерзкий экс, ограбив кортеж супруги Птолемея, одного из приближенных царя Агриппы. По совершении его они явились к Иосифу «с четырьмя мулами, нагруженными убранством и другими вещами, не считая изрядного количества серебра и пяти сотен золотых монет» {504}.

Иосиф немедленно отобрал награбленное, руководствуясь, разумеется, самыми чистыми побуждениями. «Я тут же решился сохранить это имущество для Птолемея, ибо он был мой соотечественник, а закон наш запрещает нам грабить даже врага. Принесшим же я сказал, что имущество должно быть продано, а деньги обращены на починку Иерусалимских стен» {505}.

Как легко догадаться, организаторы экса были не удовлетворены таким ответом. Дом Иосифа окружила толпа. Иосиф вышел к ней, посыпав голову пеплом, и на этот раз представил другую версию событий: он-де забрал деньги затем, чтобы отстроить стены Тарихеи. Боевики были по-прежнему недовольны. Иосиф позвал их представителей к себе в дом. Когда они вошли, наш бравый политкомиссар «схватил рукой самого дерзкого из них и приказал бичевать его тело кнутами; после я отрубил ему мечом одну руку, повесил ее ему на шею и выбросил его на улицу. Толпа испугалась этого зрелища, ибо думала, что имею в доме много солдат» {506}.

На все эти тяжелые жертвы, напомним, наш герой, по его словам, шел только для того, чтобы вернуть имущество законным владельцам.

Идея с отрубанием руки понравилась Иосифу и стала одним из любимых способов воспитания населения.