Игорь Болгарин - Хмель свободы

– Еще бы, – буркнул Нестор. – Спиноза!

– Булок ему отнесешь… Только не в чемодане. Лучше за пазуху положи!

Но булок, заметил Махно, оставалось всего штучки три…

Здание с громкой вывеской «Союз идейной пропаганды анархизма» оказалось не то сараем, не то бараком, каких немало еще было даже в центре Москвы. Облупленные стены, в окнах стекла кое-где заменены фанерой или досками.

Исак, ничуть не изменившийся, с такими же вьющимися полуседыми лохмами, в кургузом пиджачке, сидел в «библиотеке» – комнате, заваленной книгами и газетами.

– Нестор?.. Ну, рад! Ну, рад! – Шомпер стиснул Нестора в объятиях, отскочил, чтобы получше его разглядеть, затем вновь прижал к груди. – Собираются, собираются соколята в родное гнездо! – Он все еще не утратил склонности к высокому «штилю». – «О, жаждал встретить я собрата, он снился мне в тяжелый час…»

Махно выложил булки на заваленный исписанной бумагой, газетами и книгами стол, и Шомпер вмиг смолк, сраженный увиденным.

– Хлеб! Белый хлеб! – патетически воскликнул он.

– Смеркается, – возвратил всех к прозе жизни Сольский. – Скоро комендантский час. Оставишь его переночевать?

– А ордер есть? – жуя, спросил Шомпер.

– Не успеет он уже. Завтра.

– Гм… гм… – недовольно промычал анархист.

– Ладно, – решительно сказал Махно. – Я где-нибудь на вокзале…

– Да что ты! – замахал руками Сольский. – Нашел место! Там-то тебя сразу и сцапают!..

– Гм… А какие-нибудь документы у тебя есть? – спросил Шомпер.

– У него все есть! Я смотрел! Нам бы с тобой, Исак, такие бумаги! – восторженно подтвердил Сольский наличие у Нестора нужных документов. – Ну, я побежал. Совсем стемнело. Мои будут беспокоиться… Семья!

Шомпер разложил для Нестора на полу в качестве постели кипы газет «Анархия».

– Наша газета. Бумага, правда, плохая, зато спать на ней мягко. – Он провел ладонью по газетам, будто погладил домашнее животное. – К сожалению, плохо расходятся. Увы! Не дорос народ!

– Нам бы такую в Гуляйполе! – вздохнул Нестор, укладываясь.

– Зачем? Людей грамотных у вас мало.

– Делать газету – грамотеев у нас, и верно, мало. А читать бы – читали! Хоть по складам! Только давай!

– А сытно у вас? – спросил Исак.

Махно невесело улыбнулся:

– Если б не немцы, было бы сытно. Грабят. И паны тоже землю назад отбирают. Не было б этого, галушек, сала было б у нас несчетно.

Шомпер сглотнул слюну:

– Да… Новороссия! Хлебный край!

– Да не в том дело, шо Новороссия, а в том, шо мы свою республику сотворили. Анархическу, вольну! Земли вдоволь. Добро панское людям роздали. Голодных не стало… Люди в нас поверили, от шо главное!

– Хорошо, хорошо. – Шомпер потирал руки. – Анархическая вольная республика! – Взгляд его мечтательно устремился вверх. – И ты, стало быть, во главе?

Нестор помрачнел.

– Была республика. И я был во главе. Был… Да все как-то не так вышло. Не хотел я во главе. Думал, шоб все сообща, громадой, миром. На сознательности. А люди захотели, шоб я вожжом был, властвовал. Я хотел як все, а они… Эх! – Он махнул рукой и смолк, не желая рассказывать о личном.

– Не доросли еще! – пробормотал Шомпер, теребя бородку. – А быть вождем – тяжкая ноша. Ни семьи, ни угла, ни простого счастья. Христова доля, брат! Хотя и Христос не хотел быть вождем! Только учителем!

– Это анархическая наука так теперь толкует? – спросил Нестор с неожиданным интересом.

– Да нет! Это уже не наука! Это уже личные наблюдения, горькие выводы!..

Шомпер стал рассказывать о вожде мексиканских крестьян Панчо Вилье, который возглавил революцию, овладел столицей страны, добился Конституции, общего равенства и братства, но был постепенно отстранен от руководства и в свои сорок лет отправлен на «почетную пенсию», получил немалый земельный участок и пятьдесят человек охраны, которая заодно обрабатывала землю, образуя небольшую крестьянско-анархическую коммуну. Всего-то!

– Слыхав я про Панчо Вилью, – ответил Нестор. – Може, от того мексиканского участка дело дальше пойдет. Говорят, не успокоился этот Панчо, не пошел на пенсию. Воюет… Анархия победит, это точно!

Он чувствовал в далеком мексиканце собрата. Подбадривал сам себя..

– Кажется, не воюет, – вздохнул Шомпер. – Слухи разные доносятся, но все пошло не так, как хотел Панчо Вилья.

– Значит, в науке не все сошлось, – не то спросил, не то сказал Нестор. – А вы меня учили, учили… Я и в Москву приехал, шоб мне растолковали, як дальше жить! – неожиданно зло, словно требуя немедленного разъяснения, закричал он. – Ну и шо вы мне скажете, вожди российского анархизма? Шо? Если для вас теперь булка – счастье!

– Тихо! – прошипел Шомпер. – Услышат, что здесь кто-то ночует!

Он замахал руками: бестолковый, нескладный.

– Ладно, – примирительно сказал Махно. – Вы не растолкуете, сам разберусь! – И повернулся спиной к Шомперу, давая понять, что устал.

– А ты-то как?.. Женился – нет? – спросил Исак. – Помню, твоя такие письма тебе писала! Поддерживала!

Нестор не ответил.

– А я вот тоже, как видишь, на газетах, – тихо сказал Шомпер. – Моя Нина так ко мне и не вернулась. Ее пожарный теперь в больших чинах, улучшенные карточки получает… Н-да!

Не услышав ответа, он ушел в другую комнату, зашелестел там «Анархией»…

В Кремль Махно пошел через Спасские ворота. Здесь стояли двое часовых в красноармейских рубахах, синих шароварах, обмотках и ботинках, с винтовками. Подтянутые не по-русски, чистенькие. Нестор подумал: хорошо, что он у Зямы сменил пензенскую замазученную одежду на гуляйпольскую, в которой проехал пол-России.

Подойдя поближе к воротам, Нестор посмотрел наверх, спросил:

– В семнадцатом, помню, тут иконка висела?

– А зачем? Верящих уже нет.

– Шо? Всех повывели?

– Вот ты, для примера, верящий?

– Нет.

– Вот видишь! – покачал головой часовой. Говор у него был с сильным латышским акцентом. – Зачем же иконка?

Подошел какой-то штатский гражданин в кепке. Махно показал ему справку. Тот долго читал, поглядывая на Махно, будто сверяя его личность с фотографией. Хотя какая там фотография на справке 1918 года!

– Глава Гуляйпольского Совета депутатов… – Он кивнул, признавая важность должности. – А чего на месте-то не сидится?

– А ты езжай к нам! – нагло ответил Махно. – Там тебе немцы живо хорошее место определят. Высокое… На виселицу подвесят!

Пролетарское нахальство произвело хорошее впечатление на гражданина. Свой брат! Не какая-нибудь вшивая интеллигенция!

– Ладно, проходи, – разрешил проверявший документы. – Тебе во ВЦИК. Это в здании Судебных установлений. Найдешь?

– Москву нашел. Значит, и Судебные установления найду.