Игорь Болгарин - Хмель свободы

…Сейчас во дворце заседает нынешняя украинская Рада. Здание отреставрировано. На площадке – клумбы с цветами. Пышно цветут розы. Земля, видно, хорошо удобрена. К сожалению, нет здесь и подобия памятника невинно замученным. «Кровь текла по площадке, как во время дождя», – вспоминали невольные свидетели. Булгаков, хорошо знавший Киев тех лет, писал: «…Выйдут пышные всходы… и от крови не останется и следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет… Никто».

По сведениям украинского Красного Креста, на площадке было зверски убито от трех до шести тысяч русских офицеров. Точнее подсчитать было невозможно. Если с чисто военной точки зрения, это командный состав не менее десяти дивизий. А с человеческой – это горе тысяч и тысяч семей.

Муравьев не щадил даже военных врачей. Заодно перебил энное число «буржуев» и студентов призывного возраста – потенциальных офицеров. И собратьев-эсеров не щадил.

По всей Украине под разными знаменами, с чуть меньшим размахом, действовали десятки и сотни таких Муравьевых. Так что жестокость Нестора Махно – это едва ли не «детские шалости». Воспринимать гуляйпольского анархиста как изверга можно лишь в том случае, если заретушировать на моментальном снимке Истории обступающие его другие, куда более зловещие фигуры.

В апреле восемнадцатого в Москве Михаил Муравьев был арестован за ряд злоупотреблений, в том числе за излишнюю жестокость и повышенный интерес к красивым дворяночкам, которые отбирались для развлечения штаба.

Ленин и Троцкий освободили Муравьева как нужного для революции человека и назначили его… командующим важнейшим в то время Восточным фронтом. Но Муравьев, переоценив себя как нового Бонапарта, поднял мятеж против своих покровителей и был убит якобы при вооруженном сопротивлении во время ареста. По некоторым сведениям, застрелил Муравьева лично командарм Михаил Тухачевский, тоже безусловно авантюрист не без садистских наклонностей, но более умный и осторожный, циник.

В общем, истории Украины и России переплетались, ни за что не желая разъединяться, а потоки крови только скрепляли этот союз. Центральная рада, не в силах справиться с большевизмом и анархизмом, позвала на помощь войска Германии и Австро-Венгрии. Одновременно московское правительство подписало Брестский мир и тем самым тоже как бы пригласило вчерашних врагов прийти на Украину. Одни хотели защитить свой режим, другие – свой. Но итог был один. До сих пор спорят, кто же первый позвал кошку понянчить мышонка…

Утвердившись в городах, оккупанты стали грабить села. Для того и пришли. Это вызвало общую ненависть, прежде всего крестьян. При этом помещики, землевладельцы и офицеры, получившие от кайзера и гетмана, как бы сказали сейчас, крышу, и без того не навидимые «простыми людьми», теперь, в случае перемен, могли стать жертвами самого страшного «народного террора» как союзники оккупантов и защитники «панства». Что вскоре и произошло.

Вернувшись в Киев вместе с немцами, Рада радовалась недолго. Оккупантам не нужно было беспомощное правительство, избравшее своим лозунгом «либерализацию и демократизацию». Тем более что во главе Генсекретариата, преобразованного в Совмин, вместо обвиненного в большевизме Винниченко стал… студент третьего курса Василь Голубович, социалист-революционер с весьма радикальными взглядами и неуравновешенным характером.

Самым заметным поступком нового председателя правительства стало то, что он при помощи министра внутренних дел (!) в ковбойском духе похитил миллионера и банкира по фамилии Добрый. Тем самым он якобы протестовал, во-первых, против возвращения крупной буржуазии, а во-вторых, желая досадить оккупантам за то, что они отменили его эсеровский Универсал о социализации земли, то есть о переходе земли из частной собственности в общенародное достояние.

Преступление раскрыли. Немцы, воспитанные на логике Канта и Гегеля, не могли понять, в чем связь между таинственным похищением банкира и требованием социализации земли. Они не знали украинской поговорки: «В огороде бузина, а в Киеве…»

Голубовича, хоть и был он премьером и руководителем якобы независимой Украины, все же судили. Правда, после того как «на съезде хлеборобов» гетманом Украины был избран Павло Скоропадский, генерал-лейтенант, праправнук гетмана Ивана Скоропадского, сподвижника Петра Первого. Павло хоть и был объявлен оппозицией ставленником немцев, все же совсем недавно воевал с ними, причем храбро, и даже заслужил Георгиевский крест. При Раде он «украинизировался», но, став гетманом, провозгласил федерацию Украины с Россией – только не большевистской.

Бывший глава бывшей республики студент Голубович на суде закатил истерику, разрыдался и заявил, что «больше не будет». Его отпустили с миром.

А хлеборобы, настоящие, от сохи, гетмана не признали. Видно, не тех хлеборобов пригласили на выборы. Причина в том, что Скоропадский обязал селян вернуть латифундистам и кулакам землю, скот, инвентарь, рассчитаться за причиненный ущерб и, кроме того, выплачивать оккупантам репарации и поставлять на нужды Германии мясо, молоко, хлеб…

Селяне, уже узнавшие вкус земли и запах горящих усадеб, стали резать гетманскую варту, помещиков и офицеров, кому бы последние ни служили. Махно поначалу был лишь одним из многих…

Полная потеря гетманской власти на селе и поражение Австро-Венгрии и Германии привели к тому, что Петлюра, верховный атаман многочисленных кошей, куреней и дивизий, тоже пошел на Киев. В декабре восемнадцатого он окружил и взял брошенный немцами Киев. Сопротивлялись лишь разрозненные офицерские и юнкерские отряды. Ясновельможный гетман Скоропадский не успел организовать армию защитников. Киевская варфоломеевская эпопея, начатая еще недоброй памяти «большевиком» Муравьевым, продолжилась с невиданным размахом и жестокостью. Гайдамацко-казацкие настроения петлюровской армии помножились на крестьянское стремление люто расправиться с теми, кто, по их мнению, поддержал «панов».

Эпопея невиданных казней в Киеве не знает себе равных в истории. Об этом оставлены сотни свидетельств очевидцев. Мария Нестерович вспоминает: «Всю ночь возили эти трупы. Такого ужаса я не видела даже у большевиков. Видела больше, много трупов, но таких умученных не было».

Подобное происходило во многих городах и местечках Украины, но, пожалуй, с меньшим ожесточением. Здесь костер офицерского холокоста пылал не столь ярко. Находились петлюровские командиры, которые сдерживали подчиненных. Знаменитый полковник Болбочан, герой петлюровщины, отпускал офицеров, позволял им уйти на Дон. За что, впрочем, позднее был расстрелян.